Филипп Крамер , Ольга Серебрякова - Мир Чаши. Дочь алхимика

яркого, хищного, безжалостного. Страх и отчаяние. Безнадежность. Обреченность. Ужас гибнущих, упрямство тех, кто до последнего пытался что-то сделать. И что-то… что-то еще. То, чего быть не должно. Сладковатая и будто бы затхлая нотка, паутинно-тонкая нить, неясно будоражащая среди общего понятного полотна. Вслушаться, раскрыться, понять… Жозефине было тем сложнее, что подобного чувства она не испытывала достаточно ясно, но все же она нашла название.

Экстаз. Очень странный, как и все здесь, не имеющий ничего общего со светлым молитвенным состоянием (и с чем-либо светлым вообще); пожалуй, ближайшим его родичем можно было бы назвать испытываемое самоистязателем, но для вящего понимания Жозефине остро не хватало опыта. Она подняла голову и разомкнула ладони, выныривая в людской мир, не окрашенный отголосками чувств тех, кто уже не принадлежал ему.

— Кто-то еще пытался спасать людей? — Она обернулась к Мартину, и голос ее прозвучал вчуже.

Тот отвечал не задумавшись:

— Я подойти пытался вот отсюда же, но жар такой был, что не подойдешь, никак я не смог… только матушка ваша… да вот конюх еще ворваться пытался, обжегся сильно, сам не свой теперь, только сидит да горькую хлещет… ох, извините, госпожа, не следовало мне…

— Право, Мартин, я неплохо представляю себе, что люди делают в подобном состоянии. И о существовании самогона знаю.

— Простите старика…

— Не за что извиняться, — ее серые глаза потеплели, утешая верного слугу, — скажите лучше, достойно ли похоронили… погибших?

Он поскреб в затылке, смущаясь.

— Так ведь и нечего почти было хоронить-то, зола одна. Ну, собрали, да и в землю, там, в уголочке сада, могилку сделали.

— А кости? Неужели не нашли под завалом, разобрали же почти?..

— Не было костей, пепел только, вот как есть, и не пойми, дерево иль человек…

Даже если пожар полыхал часа три (хотя, прямо говоря, чему тут вообще гореть-то три часа, в тщательно защищенном каменном доме?..), тела не могли сгореть в золу, должны были остаться хотя бы части скелетов, зубы, хоть что-то. Очень странно.

Все очень странно.

Значит, это был очень странный огонь.

Магия?

Алхимия?

Ирокар его знает, что это было. Никакого магического фона. Ни капельки, ни кусочка.

— После пожара-то еще господа следователи приходили, притом не простые, а государственные. Ходили-ходили, искали-искали, ничего не нашли да с умным видом уехали. Письмо оставили, я его в кабинет унес вместе с другими, с вашего позволения.

Жозефина, рассеянно кивнула, запоминая сказанное, и в последний раз оглядела пожарище.

— Проводите меня к Сержу.

— Да, госпожа.

Конюшня располагалась у торца правого крыла. Деревянные стены и крыша, полутьма, уютно дышащая сеном и ощущением тел больших, теплых, добрых животных, посверкивающая любопытными и доброжелательными лошадиными глазами. Конюшня фыркала, посапывала, перебирала ногами в вычищенных денниках, вкусно хрупала овсом и задумчиво шуршала заботливо набросанной на пол соломой.

Из рукотворных сумерек, пронизанных снопами света из открытых окошек, со стороны денников выкатился мальчишка — лет десяти-двенадцати, с льняными вихрами и тонким изящным носом, одетый в простую небеленую рубаху да портки — все пусть и не совсем новое, но чистое и не драное; в общем, был он явно присмотрен, как бы там Серж ни прикладывался к кувшину последние дни, хотя у Мартина в доме иначе и не бывает.

Увидев управляющего, конюшонок склонил голову, а узрев вошедшую следом Жозефину, и вовсе согнулся в поклоне.

— Молодая госпожа, с прибытием, мы вас ждали, — оттарабанил он, уже выпрямляясь и рассматривая означенную госпожу подвижными зеленоватыми глазами. — Если вы дядьку Сержа ищете, так он того… смурной совсем, со мной и не говорит почти.

Девушка прошла мимо предупредительно посторонившегося Мартина и остановилась в шаге от мальчишки.

— Сержа я знаю, а тебя как звать?

— Жан, — улыбнулся мальчишка, оттопырив треугольный подбородок.

— Меня зовут Жозефина, а имя моего рода, я полагаю, и так знаешь. — Она вернула ему улыбку и повернулась к Мартину. — Сейчас мне нужен Серж, а по возвращении снова понадобитесь вы с вашей неоценимой помощью.

— Да, конечно, как госпоже будет угодно. — Старый слуга чопорно поклонился и вышел на солнечный свет. Жозефину же конюшонок повел вглубь, мимо денников, где за стенкой из дранки было устроено немудрящее --">