Марк Шени - Катабасис

Катабасис

Пролог

Две стрелы одновременно сорвались с луков, тихо просвистели и вонзились в свои цели — двух косуль возле ручья. Две сестры, выструганные из одной ветки, с наконечниками, отщеплёнными из одного камня, и оперением, содранным из одной птицы, они и полёт свой должны были закончить одинаково… Но если одна стрела вонзилась прямо сердце предначертанному ей животному, то вторая прошла на полпальца выше, застряв в боку. Косуля коротко всхрипнула и бросилась наутёк.

— Утта, ты промахнулся, — голос мужчины не выражал ничего: ни злости, ни разочарования. Только каплю усталости.

— Отец, я…

— Исправлю ошибку.

— …исправлю ошибку.

Утта проследил взглядом маслянистые следы крови на траве и направился вперёд, торопливо закидывая лук за спину.

— Стой. Лук и тулу со стрелами оставь мне. Не они виноваты в твоём промахе.

С глубоким вздохом Утта снял лук и развязал ремешки. Спорить здесь было бесполезно.

* * *

Охотник никогда не промахивается, и Утта не должен. Никто в их роду не промахивался на охоте: ни отец, ни дед, пропавший в Чёрном лесу, ни далёкий уже пращур, вышедший когда — то из утреннего тумана и туда же ушедший. Поэтому за промах приходится расплачиваться, раз за разом бегая за зверем с ножом. Утта привычно провёл пальцем по бахроме на ножнах и заранее скинул петлю с обушка.

Дорожка из капель крови петляла в примятой траве, и не требовалось даже напрягать глаза, чтобы понять куда побежала недобитая косуля, поэтому можно было болтать про себя всякую чепуху. Всё не так скучно, и поэтому Утта самозабвенно погрузился в это нехитрое занятие.

А ведь как хорошо было в племени у матери: собирай грибы да коренья, и никаких забот… Но нет, охотникам нужны молодые мальчишки, и отец взял именно его, Утту. Спорить с отцом бесполезно.

Теперь уже не подурачишься с другими ребятами, не посшибаешь на спор шишки палкой и не покидаешься камешками в жабу на дне пруда. Целыми днями или строгаешь стрелы, или скручиваешь запасные тетивы для лука, или ходишь по лесу, запоминая следы, звуки, запахи. Или стоишь сутки напролет возле шалаша, натягивая раз за разом тетиву и спуская воображаемую стрелу в воображаемую сороку. Почему в сороку, а не лань, фазана или порося Утта не знал. Сороки несъедобны, но ему нравилось представлять, что стрела попадает именно в эту шумную и бойкую птицу. Шумную и бойкую как деревня, куда Утте теперь нельзя, — дым въедается в кожу, и зверь уходит от охоты. Поэтому охотники заходят к очагу лишь раз в месяц, на полную луну, а потом долго сидят в ручье и трут себя мокрой щепой, пока кожа не покраснеет и не начнёт щипать.

Мальчик опять тяжело вздохнул и проследил глазами свой путь, пока не обнаружил, что след из крови заворачивает за большую россыпь камней. Так, теперь нельзя ошибиться. Косуля устала и прилегла, если её сейчас спугнуть, то придётся еще долго шагать по лесу. Утта вытащил из ножен клинок, чёрный и выщербленный, острый настолько, что постоянно пропарывал ножны, пока он не догадался набить костяных заклёпок вдоль всего края. Нож был подарком старого охотника, учившего мальчишек следам. Такого нет ни у кого, даже у отца, а у него — Утты — есть! Потому что Утта запоминает все следы, все звуки, все запахи и лучше других ровесников находит зверя. Только не может в него попасть. А как только попадёт, да на большой охоте, чтоб все видели, тогда можно будет брать тотем. Утта уже знал, что возьмёт не отцовского вепря, а лиса, хитрого и верткого как сам Утта.

Описав большой круг и встав на ветер, Утта осторожно переходил от дерева к дереву, пока не увидел раненое животное. Вот она, лежит на опавших листьях и нервно водит носом. Мальчик невольно улыбнулся: нет, не уйдёшь, ветер теперь мой друг, не твой. Осталось лишь выбрать откуда рвануть на косулю, после чего одним броском подмять её под себя и заколоть. Шаг за шагом Утта скользил к своей цели, пригибаясь всё ниже и сливаясь с движениями травы. Еще немного. Еще чуть — чуть. Он даже приметил камень, на который упрёт ногу для рывка, и начал отсчитывать удары сердца до прыжка, как вдруг где — то вдалеке раздался глухой грохот. Косуля прыгнула с места и стремглав унеслась, сверкая радужными переливами света на мокром от крови боку.

Утта почти что закричал, но смог сдержать звук в горле. Всё это время олениха лежала в луже ихора. Охота испорчена — мало того, что промахнулся --">