(Хикару Сувета) - Судьба империи (СИ)

— Это мой долг, — ответила телохранительница.

— Линг, не приставай к девушке, — вступился Ал.

— А почему ты её защищаешь? — Яо подмигнул глазом и шепнул другу на ухо. — Я заметил, что когда ты рядом, то Лан Фан не отходит от нас. Как это понимать? Колись, что у вас?

— Господин, у меня вообще-то есть уши, а также оружие за поясом, — пригрозила телохранительница. — Находясь с вами, я выполняю свой долг и клятву верности, которую принесла много лет назад, а вы наплевательски относитесь к своей безопасности, пытаясь избежать охраны. Вы один из наследников империи и обладатель филосовского камня, не забывайте об этом.

— Как тут забыть, — проворчал Линг. — Отец скоро умрёт, споры из-за престола снова в разгаре.

— Как помрёт? — подскочил Ал. — Ты же его филосовским камнем вылечил.

Линг слабо поёрзал на месте и сказал:

— Да, я вылечил отца от болезни, но ему этого мало. Отец жаждет бессмертия, а не долгой жизни, после излечения он продолжил принимать ртуть и прочие «спасительные» яды. Болезнь и вернулась ещё в более тяжкой форме. Я отказался во второй раз лечить отца. Жертвы людей, запечатаных в камне, не должны уходить на всяких недоумков.

Линг сжал кулаки.

— Раньше я готов был ради отца выполнить всё, лишь бы увеличить свои шансы на трон, но после Аместриса понял — филосовскому камню не место в руках идиота. Но отец, видимо, уверен, что я помогу ему жить вечно, поэтому до сих пор наследника не назначил.

Ал сочувственно положил руку другу на плечо.

— Тяжело тебе приходится. У тебя сорок два брата и сестры. Вру, сорок девять уже, сорок два было четыре года назад. — Юноша горько заметил. — А у меня всего лишь один одинёшенький брат.

Линг усмехнулся:

— У меня тоже одна одинёшенькая сестра Мэй. Остальные братья и сёстры не сильно-то меня жалуют. Главы великих кланов, как мой, владеющие провинциями, видят во мне главного конкурента, а главы маленьких кланов вроде Чан считают меня главной угрозой для жизни их кланов. Система монаршеской семьи и наследования у нас просто дебильная, — ругнулся Линг.

Мэй грустно вздохнула, к ней подошла Сяо Мэй и уткнулась носом в хозяйку. Линг слегка приобнял сестру. Альфонс почувствовал неладное в друге. Он жил возле Линга два года, но принц лишь мимолётно рассказывал ему про дела кланов и империи, юноша предпочитал отсиживаться в ресторанах за сытными блюдами, чем за политикой.

— Наша монархия отличается от других монархий мира, — сказал Линг. — В стране живут пятьдесят кланов — основателей. Триста лет назад эти кланы были мелкими княжествами, пока все не объединились в одну империю. С тех пор установлена традиция — новому императору отдают в наложницы дочь из каждого клана, только пятерых женщин император может сделать законной женой. Моя мама удостоилась этой чести, а мама Мэй нет. При каждом императоре возникал жёсткий вопрос — кто будет следующим наследником? Но почти всегда старшего или любимого сына император назначал наследником. Но наш папаша и не думает о нём, хотя скоро отправится на тот свет.

Мэй избавилась от объятий Линга и произнесла:

— Одни кланы обладают провинциями, они составляют стержень государства, а другие довольствуются скудными имениями и живут в страхе за своё существование. Триста лет назад было сто кланов — основателей, только половина дожила до наших дней. Единственный способ исправить положение бедному клану — дочь главы должна стать женой, а не наложницей императора. Но из поколения в поколения жёнами становится девушки из одних и тех же знатных кланов. Вот поэтому я отправилась в Аместрис за камнем, если бы я нашла его и подарила отцу, то мы бы с мамой заслужили благосклонность императора, а клан Чан вылез бы из нищеты и страха.

— А сколько людей из всех сорока девяти детей императора стремяться завладеть империей? — спросил Ал.

— Многие, но шансы им стать только у восьмерых, включая меня, — ответил Линг. — Это дети жён, а не наложниц. Это представители кланов Сюйри, Туран, Цзячи и Шаньдун, в котором, кстати, родился сам наш отец.

Линг нагнулся к Мэй и сказал ласково ей:

— Я дал слово, что став императором, не позволю никого больше угнетать: ни кланы, ни народ. И я стану