Александр Леонидович Лекаренко - Бегущая зебра

Александр Лекаренко Бегущая зебра

— Разве это не очарование? — повторил он, рассматривая цветок. Совсем маленький, очень хрупкий и, однако, совершенно естественный, вся красота и вся сила природы. В этом заключается мир. Слабый и безжалостный организм, идущий к цели своих желаний.

«Сад мучений», Октав Мирбо

— Мужчины! Они не знают, ни что такое любовь, ни что такое смерть. Они ничего не знают, и всегда печальны, и плачут! Они безо всякой причины падают в обморок от всяких пустяков.

«Сад мучений», Октав Мирбо

Глава 1

С самого начала своей жизни Вальтро уже знала то, что другие люди понимают постепенно или не понимают вообще, — что находится в аду.

Первыми впечатлениями ее жизни были холод, мрак и сырая вонь пропитанного машинным маслом камня. Когда она мочилась в грязные тряпки, не дававшие ей сдохнуть в холоде и мраке, становилось чуть теплее, и это было единственным теплым воспоминанием ее раннего детства, навсегда связанным с зудом от болячек в паху. Где ее угораздило родиться, она не знала вообще, но на ноги она встала, научившись самостоятельно выматываться из вонючего кокона в заброшенной котельной, на территории давно закрытой шахты. Человек, который совал ей иногда в рот куски хлеба, всю жизнь провел на этой шахте, здесь он и дожидался смерти, постепенно сходя с ума в обществе существа, которое приходилось ему то ли дочерью, то ли собакой. Когда хозяева его жизни убили шахту вместе с шахтерским поселком, превратившимся теперь в обгорелые развалины, он пытался копать уголек заступом и обушком — единственное, что он умел делать, но самодельная шахта-«копанка» рухнула, искалечив его и похоронив его жену, а из барака, служившего им жильем, который загорелся от полуразвалившейся печки, ему удалось вынести только вопящий сверток. И он ползал на костылях просить милостыню возле нищей церкви, в нищем райцентре и покупал на эти смертные копейки смертный самогон, запаренный на сухом спирте.

Лет с четырех или с четырех с половиной Вальтро начала сопровождать его в ежедневном крестном пути к храму, и с этого же примерно возраста окончательно съехавший с ума калека начал принуждать ее к половой жизни — вонь из его рта, вонь самогона и вонь спермы сопровождали ее жизнь до его смерти. Тогда она вышла вон из вонючего склепа и пошла сама — вперед, по черной дороге, разделенной белой пунктирной полосой. Ей было шесть лет или около того, она выглядела узелком грязи на обочине черной дороги, грязь из-под колес летела в нее, и никто из проносившихся мимо не смотрел ей в лицо.

Глава 2

Жоржик Червонописский отмечал свой 58-й день рождения. По уже установившейся традиции первым он поздравил себя сам, прямо с утра, перед зеркалом, рюмкой водки с огурчиком. Вторым, по уже установившейся традиции, он поздравил себя, опять же, сам минут через пятнадцать, затратив означенные минуты на утренний стул и полировку своих великолепных зубов от швейцарской фирмы «Дента-Плюс». Вообще-то в этот день полагалось надраться еще до прихода гостей, но единственный гость Жоржика ожидал его в раме зеркала, висящего в его прихожей, поэтому времени в этот день, как, впрочем, и в любой другой, не существовало, как не существовало уже и друзей, вполне способных подождать его еще годок-другой в тех эмпиреях, где они находились.

Однако праздник наличествовал, независимо от отсутствия времени, и Жоржик, прицепив к морщинистой шее свою концертную «бабочку» и не утруждая себя надеванием фрака или какой-либо иной одежды, принялся сервировать стол. Большую часть своей жизни Жоржик провел на сцене, и единственное, о чем он сожалел сейчас, — что никто не может насладиться зрелищем его элегантных передвижений, что, впрочем, не снижало высокую эстетическую ценность самого зрелища и не оставляло места непозволительной халтуре.

Накрыв стол, именинник встал во главе его и, выпятив покрытую белым пухом грудь, глубоким басом пропел фразу из «Фауста»: «О, две души живут в груди моей!», после чего цыкнул зубом и, пробормотав снисходительной скороговоркой: «Да-с, Жорж, голосишко-то у вас уже не тот», решительно свернул голову литровой «Петроффке».

Год от году «Петроффка» становилась все шибачистей и шибачистей, чисто «Питьевой спирт» его сибирско-гастрольной молодости, но не таков был Жорж Червонописский, чтобы какие-то заштатники --">