Константин М Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

От переводчика

Нет никакой необходимости представлять публике автора мемуаров, издаваемых хотя и в новом, более полном и точном переводе, но далеко не в первый раз, — перед нами фигура более чем известная. Но, при всей прижизненной и посмертной славе этого человека, тайн, загадок, неопределенностей и борьбы мнений вокруг него тоже необыкновенно много. Даже вопрос, каким именем его называть, может поставить в тупик, ибо их было изрядное количество: Алессандро Читтано, граф Джованетти, Александр Джонсон, Александр Иванович Читтанов, в некоторых источниках фамилия пишется как Четанов, Чайтанов или даже Шайтанов, а в одномсовершенно официальномтурецком документе перед его подписьюможно прочитать: "…я, Искандер ибн-Шайтан, руку приложил". Конечно, переосмысление иноязычных фамилий может быть причудливым и часто смешным, — например, в архиве Посольского Приказа хранится отписка, величающая английского министра Галлахера "боярином Голохеровым", но и в отношении политических пристрастий или научных заслуг героя разнобой не меньше. Сэпохи императора Павла более полувека во всех военных и гражданских учебных заведенияхРоссиигде в камне, где краской, где золотом, где сурикомизображалсяафоризмнашего мемуариста: "Подданные обязаны повиноваться". Однако всем былавтайнеизвестнанигде не публиковавшаясяполная версия: "подданные обязаны повиноваться, какая бы обезьяна ни сидела на троне". Уже на основании этих слов и самые красные революционеры, и самые замшелые консерваторы объявляли их автора своим. Первыевосхищалисьегобесцеремоннымобхождениемс чинами Тайной канцелярии, вторые напирали на известный эпизод расстрела картечью вышедших из повиновения солдат. И ныне одни историкиизображают его гением, стоящим ровно посередине между Леонардо да Винчи и Томасом Эдисоном, другие рисуют жестоким крепостником, специально покупавшим умственно одаренных детей для будущей эксплуатации, и создателем не имеющих аналогов в истории "интеллектуальных эргастериев", где подневольный труд применялся в технических изысканиях. Кстати, Читтаногениемсебяне считал, судя по его самооценке в письме к Вольтеру:

"Я обладал от природы очень хорошими, но отнюдь не экстраординарными способностями. Полагаю, что на каждую сотню томящихся в школах учеников найдутся один или два более способных, чем я. Своей судьбой я более всего обязан обстоятельствам, не в смысле отсутствия препятствий на моем пути, как раз препятствий было в избытке. Более того, они-то часто и побуждали меня к усилиям чрезвычайным. Так порох, рассыпанный открыто и подожженный, просто сгорает красивым, но бесполезным огнем, стиснутый же тесной чугунной оболочкой, развивает из себя неудержимую силу взрыва".

Я обязан напомнить читателям, что эксклюзивный копирайт на любые научные комментарии к мемуарам Читтано принадлежит доктору Уильяму Воротынскому из Оксфорда, а Геттингенский протокол за преднамеренное нарушение авторских прав, совершенное в крупном размере или с особым цинизмом, предусматривает смертную казнь, оставляя вид казни на усмотрение национальных законодательств.

Поскольку, согласно приложениям к Геттингенскому протоколу, альтернативная история не является наукой и не подлежит соответствующим международным соглашениям, я имею возможность изложить несколько своих соображений в этом жанре.

Рискну предположить, что, сложись судьба нашего автора иначе (он сам предполагает такую возможность), это сказалось бы прежде всего на темпах развития технологий обработки металла и производства оружия. Вероятно, вальцовка железа могла войти в употребление не раньше конца восемнадцатого века, а распространение казнозарядных винтовок началось бы только в эпоху наполеоновских войн. Первая промышленная революция получилась бы более растянутой во времени, а православная община Англии, в реале получившая, наравне с квакерами, наибольшую материальную выгоду от нее, не стала бы настолько богатой и влиятельной и не смогла бы, впитывая в себя настроенных враждебно к родине раскольников и светских эмигрантов, сделаться центром антироссийской деятельности в Европе. Англо-русские отношения могли быть лучше.

В альтернативном варианте можно ожидать, что колониальная политика европейских держав и особенно территориальная экспансия России в конце восемнадцатого — середине девятнадцатого --">