Зиновий Вульфович Сагалов - Дело «Joint», или Шуба для палача

напечатали. Я прочту очень внимательно, с большим интересом.
Когда я вернулась домой, Миша вошел следом за мной в дет­
скую.
— Взгляни на себя в зеркало, — сердито сказал он. — Раскраснелась, растрепалась. Хотела поразить своего Чехова, да? Дети
плачут, а она с беллетристами кокетничает.
Слово «беллетрист» было у Миши синонимом пустобреха.
Я чувствовала, как потухала. Как безотчетная радость, так празднично осветившая весь мир, смиренно складывала крылья. Кончено! Всё будет по-прежнему. И жить будем так, как жили… А почему жизнь должна быть легка и прекрасна? Кто это обещал?..
3
В январе 1892 года мой зять праздновал 25–летний юбилей своей «Петербургской газеты». В шумной толпе гостей я вдруг увидела молодое, одухотворенное лицо Чехова. Он поднял правую
руку и откинул назад прядь волос. Глаза его были чуть прищурены, и губы слегка шевелились. Вероятно, он разговаривал с кемто, но я не могла этого слышать. Узнает ли он меня? Вспомнит ли?
Столкнувшись в толпе, мы радостно протянули друг другу руки.
— Я не ожидала вас видеть, — сказала я.
— А я ожидал, — ответил он. — И знаете что? Мы опять сядем
рядом, как тогда. Согласны?
— Бесполезно, — ответила я. — Вас посадят по чину, там, где
восседают все светила.
— А я упрусь! — сказал Чехов. — Не поддамся.
И мы таки сели рядом, смеясь и готовясь к борьбе.
— А не кажется ли вам, что когда мы встретились три года назад,
мы не познакомились, а нашли друг друга после долгой разлуки?
— Да… — нерешительно ответила я.
— Конечно, да. Я знаю. Такое чувство может быть только взаимным. Но я испытал его в первый раз и не мог забыть. Чувство давней близости… Думаю, тех, какими мы были тогда, давно уже нет.
— А где же мы?
— Наверное, погибли… при кораблекрушении, — фантазировал Чехов, и глаза его задорно сверкали.

9

— Ах, мне даже что-то вспоминается, — подыгрывая ему, сказала я.
— Вот видите. Мы долго боролись с волнами. Вы держались
рукой за мою шею.
— Извините… Это я от растерянности. Я ведь плавать не
умею. Значит, я вас и потопила.
— Я тоже плавать не мастер. По всей вероятности, я пошел ко
дну и увлек вас с собой.
— А сейчас мы на дне или?..
— Нас вытянули сетями рыбаки и доставили сюда. Как дивных заморских устриц. Облипших водорослями.
— Как нельзя кстати к той бутылке шампанского, — сказала
я, — которую вы собирались описать.
Мы рассмеялись. Но тут — ой, как некстати! — стали подходить гости. Чокались, кланялись, улыбались. Антон Павлович
вставал, откидывал волосы, слушал, опустив глаза, похвалы и пожелания. И потом садился со вздохом облегчения.
— Вот она — слава, — заметила я.
— Да, черт бы ее побрал. А ведь большинство ни одной строчки не прочли из того, что я написал. А если и читали, то ругали
меня. Расскажите-ка мне лучше про ваших детей. Хорошо иметь
своих… иметь семью…
— Надо жениться, Антон Павлович.
— Надо. Но я еще не свободен. Не женат, правда, но и у меня
есть семья: мать, сестра, младший брат. Есть обязанности. А вы
счастливы? — спросил он вдруг.
Меня этот вопрос застал врасплох и испугал. Я облокотилась
спиной о рояль, а он остановился передо мной.
— Счастливы? — настаивал он.
— Знать бы, что такое счастье… — растерянно заговорила
я. — У меня хороший муж, хорошие дети. Любимая семья. Я боюсь одного, чтобы своими порывами к писательству не навредить
семье. Я люблю ее, скоро, очень скоро я брошу свою никчемную
писанину, покорюсь, уничтожусь.
— А я вот свою писанину не могу бросить. И если бы я женился, то предложил бы жене… я бы предложил жене не жить
вместе. Чтобы не было ни халатов, ни этой российской распущенности… и возмутительной бесцеремонности.
Мы не заметили, как прошло время. В гостиную вошел швейцар.
— Лидия Алексеевна! Вам записка из дома.
— Что случилось?

10

— Левушка, кажется, прихворнул. Анюта прибегала.
Я поспешно попрощалась. Чехов взял мою руку.
— Не надо так волноваться! Может быть, всё пустяки. С детьми бывает… Успокойтесь, умоляю вас.
Он шел со мной вниз по лестнице.
— Завтра дайте мне знать, что с мальчиком… Дома выпейте
рюмку вина.
Миша сам открыл мне дверь.
— Ничего, ничего, — смущенно заговорил он. — Левушка уже
опять спит, и, кажется, жара нет. Без тебя я встревожился. Не
знаю, понимаешь, что делать. Он всё про тебя: где мама? Мама
скоро придет? Видишь, мать, без тебя мы сироты.
Он пошел со мной в детскую. Лева спокойно спал. --">