Саша Черный - Кому в эмиграции жить хорошо

дальние…

Ботинками пудовыми

От холода стучу.

Ох, думы, думы темные,

Как море, неуемные,

С заката до зари…

Пиши-пиши, записывай,

Чернильный человек!»

* * *

«А я в Гренобле мыкаюсь, -

Я на цементной фабрике

Заборчики цементные

Прессую третий год…

Я в прошлом был учителем

ОРЛОВСКОЙ Прогимназии, -

Кто я теперь, не ведаю, -

Не стоит ворошить…

Душа моя цементная

Оцепенела, съежилась,

Посплю, поем,- на фабрику

И больше ничего.

Пиши меня в счастливые,

Парижский землячок!»

* * *

«Эй, господин над крышею! -

Чуть слышный альт надтреснутый

По ветру долетел.

У берегов Австралии

Уж третьи сутки треплется

Наш старый пароход…

Компания голландская,

Матросы африканские,

А я, псаломщик пензенский,

Здесь поваром служу…

Ох, надоело, миленький!

Хоть сыт, хоть койка мягкая, -

Но стражду, как Иона, я

Во чреве у кита…

Нет ли в Париже, батюшка,

Какой-нибудь работишки?

Я в русской типографии

Готов хоть пол мести,

Лишь бы из брюха тесного,

Железно-иноземного,

К своим опять попасть…»

* * *

Со всех сторон доносятся

Звенящие, скрипящие

Ночные голоса…

Козлов, как лось затравленный,

Метнулся вбок, попятился…

Влез на трубу стремительно,

Вниз головой просунулся,

Скользнул в нутро мохнатое,

И вот, как полагается

В подобных сонных случаях,

Проснулся весь в испарине,

В своей знакомой комнате

На пятом этаже.

XIII

Для полноты коллекции,

На имя трех приятелей

Пришло в конверте сереньком

Из Рима письмецо…

Чернила водянистые,

Расплывчатые, сизые,

Корявый почерк старческий

Сползал зигзагом вкось, -

Зато по содержанию

Настой полыни беженской

Стоградусною горечью

Дымился над письмом…

* * *

«Привет вам, люди добрые,

Из города счастливого,

Из Рима горделивого -

Со всех семи холмов!..

Лишь в эту зиму темную

Беда-нужда всесветная

Волною отраженною

Пришла - плеснулась - грохнула

В парижское окно…

Нам это не в диковинку:

Мы в Риме, горсть осевшая,

Ломоть, от всех отрезанный,

Хронические пасынки

Средь эмигрантской братии, -

Давно привыкли к кризису,

Как к старому бельму.

Средь райской декорации,

Средь величавых форумов,

Среди фонтанов плещущих,

Средь пинии мирно дремлющих,

Под солнцем золотым, -

Как домовые тихие,

Мы жмемся, незаметные,

В углах-подвалах пасмурных,

В продрогших чердаках.

На площадях сияющих -

Теплее, чем у нас…

Порою сам не ведаешь,

Как год за годом держишься?

Бюджет - фантасмагория,

Работы - ни на грош.

Ни в гиды, ни в извозчики,

Ни в маляры, ни в плотники,

Лишь воробьев на форуме

Бесплатно разрешается

Под аркою считать…

Считаешь и завидуешь:

Счастливцы, воробьи!

А ведь недавно, милые,

Чуть-чуть в тарелку капало, -

Для аргентинок пламенных

Я, харьковский нотариус,

Платки великолепные

Билибинскими павами

Цветисто расшивал…

Швейцары при гостиницах, -

Министры по обличию, -

Процент взимали божеский,

Впускали в вестибюль…

Увы, все нынче схлынуло, -

Туристов нет и звания…

В библиотеке Гоголя

Сидишь часами долгими

И смотришь в потолок…

Газетою прикроешься,

Уснешь, как новорожденный, -

Теплынь и тишина.

Во сне ведь я не пасынок:

С друзьями стародавними,

Давно глаза закрывшими,

Беседуешь во сне,

По старому по Харькову

С клиентами знакомыми

Пройдешься при луне.

Не осудите, милые,

Больного старика…»

* * *

Постскриптум: «Драгоценные!

Не нужен ли кому-нибудь

В Париже из писателей

Комплект,- тисненный золотом, -

Романов Боборыкина?

Я дешево продам».