Макар Медовщиков - Бог воскрес и это мы…

недостижимостью. Разум погрузился в вечную рефлексию, а тело ушло в поиск идеальной формы.

Когда испытуемые возвращались в мир плоскостей и закономерностей, из прохода выкатились идеальные сферические существа и остановились, когда изменили свою форму тела на идеальный тетраэдр. Поток счастья, длившийся целую вечность, оказался секундой, за которую преисполнившиеся фигуры потеряли любую привязанность к миру и сознанию. Они не могли ничего, даже подтвердить своего счастья. Повторения этого эксперимента так и не произошло, а испытуемых выставили, как экспонаты, перед центром человеческого познания. Они не были способны изучать и созидать, с тех пор им не было счастья.

И когда подход точных наук иссяк, за дело взялись гуманитарные науки. Тогда предложением было начать поиски человека в искусстве. Так оно и случилось. В комплексе была построена галерея, свободная для каждого желающего, где единственным условием было воплотить образ счастливого человека в единственной фигуре, стоящей по центру зала. Скульптура создавалась из нового материала – смеси глины и тысячи минералов, это был самый податливый воображению материал, способный менять форму, будучи даже твёрдым.

Дети рисовали смайлики, завитушки, геометрические фигуры, радуги и вообще все, что могли принести с собой за прошедший день: ноги, руки, голова сплошь и везде кожа счастливого человека имела рисунки маленьких пальцев; дети постарше принялись за работу с тем же энтузиазмом так у счастливого человека появились глаза, рот и уши; дети старше добавили пальцы рук и ног; дети старше облепили счастливого человека мышцами и волосами; дети старше сформировали умное и серьёзное выражение лица; дети старше поставили счастливого человека в позу, источающую уверенность и силу. И так проходил каждый день счастливого человека. Когда к нему прикасались новые глаза, он терял часть чей-то человечности, кому-то не хватало длинны волос, для кого-то руки были слишком коротки, чьи-то ноздри должны были быть разного размера, пупок двигали по миллиметру во всё стороны, пока окончательно не потеряли его, зубы крутились и вертелись вокруг своей оси, глаза меняли свои цвет и форму, пока не слились в единую впадину, упичканную мелкими глазенками, ростом и весом счастливого человека играли, как на баяне. Мимоходом у счастливого человека то появлялась женская грудь, то исчезала; то появлялся член, то исчезал.

Число, место, асимметрия уже не имели смысла, над счастливым человеком надругались так, словно бедную девушку пустили по рукам грязные животные. А когда пришло время проверять результаты ни кто из присутствующих не был доволен глядя на совокупность человеческого счастья, скульптура была самым уверенным существом среди всех стыдливых взглядов; скульптура была самым честным существом среди лживых губ; скульптура была самым красивым существом среди всех уродливых лиц; скульптура была самым сильным существом среди всех хилых рук; скульптура была самым мужественным существом среди всех мужских силуэтов; скульптура была самым женственным существом среди всех женских сердец.

Толпа хотела убить, пожалеть, возжелать, простить и вымолить прощения у счастливого человека. Толпа хотела услышать мысль, которую закладывало человеческое воображение, хотела услышать смысл, который закладывали человеческие руки, но счастье было молчаливым, так как счастье было настолько искренним, что доказывать счастья стало самым страшным несчастьем.

Так человечество, перестало искать счастья в высоком и неосязаемом. Стеклянный купол изолировали от всех глаз и поместили на самую высоту, где даже воздух не желал находиться. С этих пор поисками должен был заниматься самый низкий из падших, чье счастье было настолько малым и низменным, что не могло сойти за счастье.

Долго не могли найти такого человека, и потому страх над головами сгущался всё сильнее, пока в глазах людских не родился самый сучий сын. На свет он появился без родителей и плакал не своими слезами, ножки его бы убиты жадной заботой, руки его не могли осязать юность прекрасного времени, а тепло тел он чувствовал только через решетчатую стенку, за которую его посадили. Учения ему давались с трудом, ибо память воскрешала его каждое утро в легкой постели, а кривые буквы, перескакивающие с места на место, к вечеру убаюкивали его смертным сном. За первые слова ему выбили кривые зубы, а за последние пытались вырвать --">