Роксана Михайловна Гедеон - Лилии над озером

моя судьба, и честно прислушавшись к себе, решила: в Белые Липы возвращаться мне нет никакого смысла. Более того - у меня нет к этому желания.

Возможно, именно поэтому я и не спешила сообщать Александру о том, что к весне подарю ему еще одного наследника. Мы расстались в начале июля, и все время нашей разлуки я провела в Сент-Элуа, просто-таки упиваясь спокойствием и независимостью. Одиночество меня не беспокоило. Замок отстраивался, мы приводили в порядок второй этаж, расставляли мебель, подбирали посуду и портьеры, и за этими заботами мне было не до любовных переживаний.

В Сент-Элуа не было роскоши, но с каждым днем он становился все удобнее и добротнее, а я наслаждалась ролью хозяйки всего этого воссозданного мною великолепия. Никто не смотрел на меня косо, не упрекал, не отдавал мне приказы. Дети росли на лоне природы, радуя меня румяными щеками и отменным аппетитом. Я планировала реконструкцию парка, делала наброски новых насаждений, открывая в себе некоторые таланты архитектора природы, и на каждого, кто прервал бы эту идиллию, попросив вернуться в Белые Липы, посмотрела бы с неприязнью.

Так вот, Александр, узнай он о ребенке, первый предложил бы мне возвратиться… Поэтому я и молчала, затаившись в глуши Нижней Бретани.

Однако с течением времени мне становилось ясно, что написать герцогу обо всем необходимо. Возможно, именно то, что он еще ничего не знает, и питало мою тревогу? Я решила, что, как только мы приедем в Сент-Элуа, сяду и напишу ему письмо. Нет уверенности, конечно, что он его получит: в Белых Липах герцог почти не бывает, кроме того, там полно моих недоброжелателей, которые могут скрыть послание от Александра.

Но я все-таки напишу и отправлю письмо в Белые Липы. Ведь другого адреса я не знаю.

О ребенке, которого ждала, я старалась не думать. Он был неожиданностью, к которой я до сих пор не знала, как относиться. Особого желания иметь еще одного сына или дочь, честно говоря, я не испытывала, и еще меньше хотела давать в руки герцогу дополнительный рычаг влияния на меня. Доверие между нами не было восстановлено полностью, и мне было приятно чувствовать себя скорее незамужней и свободной дамой, чем замужней и подчиненной.

2

Золотистые полосы сжатой ржи чередовались с красноватыми полями гречихи, где снопы стояли в конических копнах, как ружья, составленные солдатами в козлы на бивуаке. На склонах холмов, заросших розмарином, горчицей, мелиссой, белели соломенные ульи, вывезенные крестьянами на поля для сбора меда. Коляска быстро мчалась по дороге, вдоль которой были вырыты глубокие канавы. Земля, что выбрасывали из них на обочину, образовала высокие откосы, поросшие кустами колючего дрока.

- Мама, ты совсем нам ничего не говоришь! - обиженно сказала Вероника. - И совсем нас не слушаешь.

Я погладила ее по голове, чувствуя свою вину, но рассеянность преодолеть не смогла. Не было сейчас сил прислушиваться к лепету дочек. Беспокойство в душе все усиливалось, и я невольно подумала: хоть бы скорей оказаться дома!

Девочки, убедившись, что от меня трудно добиться внимания, мало-помалу разговорились между собой. Я краем уха слушала, как они делят покупки, как советуются, чем угощать Филиппа. От неожиданной мысли у меня сжалось сердце: до чего же они еще маленькие! И как много времени пройдет, прежде чем они станут способны хоть как-то о себе позаботиться! О Филиппе и говорить нечего - он почти младенец. И надо же было случиться, что именно сейчас на горизонте моей жизни замаячил новый ребенок. Боже мой, ведь так опасно иметь детей в нынешнее время!

Эти мысли нахлынули на меня, потому что я давно сознавала: близится война. Бретань вообще была неспокойной и извечно мятежной провинцией. Ее изолированность, преданность старине, полное пренебрежение новыми законами, нравами и новой монетой могли основываться лишь на постоянной готовности взяться за оружие и защищать свои права на обособленность. Дикая здешняя жизнь воспитывала свирепых, суеверных, не знающих страха крестьян. Да и сама бретонская природа, изрезанная оврагами, потоками, озерами и болотами, вздыбленная повсюду колючая щетина живых изгородей каждый дом превращали в крепость. Каждое дерево прикрывало западню, каждый дуплистый ствол вербы таил военную хитрость. Поле сражения здесь могло быть повсюду.

За минувшие четыре года эти враждебные признаки как-то смягчились, скрылись. Но с нынешнего лета --">