Нора Хесс - Женщина из Кентукки

Нора Хесс Женщина из Кентукки

Глава 1

Пенсильвания, 1775 г.

Грета Эймс проснулась, едва забрезжил серый рассвет. Со стоном потянув замлевшие мышцы, она села. В мрачной комнате было холодно и сыро. На соломенном тюфяке у ее ног лежало аккуратно сложенное, поношенное платье. Одевшись и тщательно застелив свою постель линялым покрывалом, она вышла. Ее босые ноги ступали бесшумно.

Стараясь ступать как можно тише, она поднялась по истертым ступенькам в большую чердачную комнату старого, запущенного трехэтажного дома на ферме. Здесь спали маленькие дети Общественного приюта для нищих.

Вот уже целых пять лет в обязанности девушки входило поднимать малюток, одевать и выводить в туалет, находящийся на улице. А перед тем, как вести их на кухню, малышей приходилось еще и умыть из шланга водокачки. И все это в пять часов утра.

Чувство жалости всегда охватывало Гретхен, когда она вспоминала их, выстроившихся в очередь, похожих на скот у кормушки с едой, ждущих величественного кивка повара, для того, чтобы занять свои места на скамейках, вытертых и лоснящихся от бесчисленных ерзаний.

Они сидели и тихо ждали, их руки лежали на коленях, когда сурового вида женщина кивком головы дала им разрешение копаться в деревянных мисках с жидкой похлебкой, в которой изредка плавало несколько кусочков соленой свинины. По утрам к скудной пище добавлялся ломтик черствого хлеба.

Это была пища, которая не позволяла им умереть, но не прибавляла ни грамма жира на маленьких косточках, ни сил. Ужин из картофеля с бараньим жиром едва утолял их голод.

Грете были хорошо знакомы острые приступы голода, которые она испытывала на протяжении восьми лет жизни в приюте. После того как утонули ее родители и не осталось никого из родственников, способных о ней позаботиться, девочку отправили в приют для нищих.

С первого дня прибытия казалось, что голод стал ее постоянным спутником: и когда она работала от зари и до зари шесть дней в неделю, и когда отдыхала по полчаса в день, съедая кусочек черствого кукурузного хлеба и выпивая стакан пахты.

Воскресенья были днями отдыха для тех, кто не работал в поле. Некоторые из них обычно ходили на случайные поденные работы. Здесь надо было подоить коров, накормить кур, предварительно собрав яйца.

Этот седьмой день недели всегда ожидали с нетерпением и страхом, потому что церковь, которую обязательно посещали в этот день, была довольно неприятным местом. Здание не отапливалось, и в течение долгих служб каждый прихожанин, включая малышей, мечтал просидеть на жестких скамейках, не шелохнувшись. Если случайно ребенок засыпал и падал, или ронял книгу с молитвами, или просто ерзал на своем месте, наказание было одно – спать без ужина.

Лишение пищи было тяжким наказанием, так как это был единственный день в неделю, когда голодные животы получали сытную тушеную говядину и дополнительно несколько ломтей хлеба. А потеря молока и сахарного печенья делали наказание просто невыносимым. Эти сладости были предвкушениями Саббата.

Грета взобралась на последнюю ступеньку и толкнула дверь чердака. В полумраке она всматривалась в двойные ряды соломенных тюфяков, так похожие на ее собственный, где спали двадцать три ребенка. Маленькие мальчики были на одной стороне, девочки – на другой. Их тщедушные тельца были скрючены под тонкими старенькими шерстяными одеялами, которые, однако, совершенно не защищали от апрельских ночных заморозков.

Она не любила будить их, выводить на холодный воздух, где они дрожали, стоя в очереди к крану, чтобы умыться. Грета вздохнула. Но делать было надо, подчиняясь строгим правилам.

Сняв маленький звонок с внутренней стороны дверей, девушка прошла между рядами спящих детишек, негромко позванивая. Множество глаз – карих, голубых, серых и зеленых – мгновенно открылись, и посиневшие сжатые губы улыбнулись ей. Она улыбнулась в ответ, зная, что ее любят. Хотя это и было против правил – она всегда ухитрялась обнять и поцеловать каждого, лишенного любви ребенка, помогая им одеть тонкие домотканые одежды.

Здесь не было ни времени, ни места для любви, и Грета чувствовала ее отсутствие, как никто другой. Попав в приют уже большим ребенком, она смогла испытать любовь и ласку, объятия и поцелуи родителей. Здесь же никогда не было произнесено доброго слова, не чувствовалось нежного прикосновения.

Приют управлялся группой пуританской церкви, которая --">