Ольга Александровна Ильина - Самая главная злодейка

Ольга Ильина САМАЯ ГЛАВНАЯ ЗЛОДЕЙКА

ПРОЛОГ

— ОХРЕНЕТЬ! — это единственное слово, которое сейчас могло прийти в мою голову.

Нет, ну вы представьте — я стою в золотом тряпье, называемым тут свадебным платьем, вся в золотых украшениях, звенящая, как погремушка, при каждом движении, с красной вуалью на башке, вокруг суетятся девицы, каждая в своем цвете. Их семеро, и если рядышком поставить — радуга получится, только не понятно, каким боком к радуге я отношусь?

Здесь уместнее всего невеста в белом, но нет — я в золотом, да еще эта тряпка красная, а сверху пристроили еще одну, неподъемную, в смысле меня как ею накрыли, в спине что-то хрустнуло, и меня тут же к землице-то и прибило, скрючило всю. О!

Зато опора появилась. Я стоять могу на полусогнутых и даже внутри этого шатра, свадебным нарядом зовущегося, перемещаться. Вот жесть! Видел бы меня кто, точно от смеха бы загнулся.

Девицы чего-то щебечут, навешивая на меня еще по килограмму погремушек, украшений в смысле, кружатся, сияют от счастья (ага, это же не их тут в кокон заворачивают и замуж за басурмана выдают), одна я ничегошеньки не понимаю ни по ихнему, ни какого демона здесь делаю?

Щебетание неожиданно смолкло. Как и все звуки в округе. Она явилась — тетка в черном балахоне. Зыркнула на всех своими злыми глазенками да так, что девицы побелели, а некоторые и посерели от нежданной «радости». И пока девицы впечатлялись, тетка, мамка, или как ее там кличут, переключилась на меня. Осмотрела, покрутила, благо под покрывало не заглянула, а то бы настал мне полный…

Не будем о грустном. Свадьба, как-никак. Спросите чья? Кажись, моя.

— Брынь, оклокум, — выдала тетка, тыча в меня пальцем. — Курум? А? Чего это ей надо? Моя твоя не понимать. Лесом иди, лесом.

— Курум? — тем временем свела брови она.

— Курум, — как можно тише пропищала я.

Курум, и что такое курум? Надеюсь, пароль правильный, а то ждет меня вместо курума хрум-хрум. По шее моей хрум-хрум топором, и стану я безголовая Клем. Впрочем, некоторые уже в моей безголовости не сомневаются. Но опять же о грустном не будем. Да и пароль, тьфу, слово вроде правильное оказалось. Ведьма заулыбалась.

— Куру-у-ум.

Чувствую, если бы я тряпкой не была накрыта, она бы меня еще и по щеке потрепала от счастья. Нет, надо все же выяснить у знающего народа, что же этот «курум» значит. Вдруг что-то неприличное.

Тем временем, события развивались. Курум, то есть тетка лыбиться перестала и резко приказала девицам вниз спускаться, меня толкнула следом, да так, что я едва кубарем не полетела, споткнувшись о фиолетовую девицу. Удержалась чудом, а черная лишь зыркнула и что-то там себе под нос прошипела. Надеюсь, не проклятие.

И вот мы спускаемся во внутренний двор их домика замком зовущегося, украшенного по случаю «великого» события шелком и живыми цветами. Кругом народ, тетка позади, подружки невесты впереди, щебечут, смеются, пританцовывают, две оставшиеся, что посильнее, медленно, но верно тащат невесту к жениху. Только вот незадача — невесты-то и нет. А я, мои дорогие, ни капельки, ни капелюшечки не невеста, а то, что стою посреди всего этого балагана, называемого свадьбой, да еще в наряде невесты, так за это спасибо надо сказать моей дорогой и любимой подружке, и где ее только демоны носят? Меня же надо спасать, и немедленно! Ох, кошмар, кошмар! Ужас! Ужас! И какого демона я только согласилась? Теечка, миленькая, ну где же ты? Меня же сейчас того, растого… замуж выдадут.

Нет, ну я так не играю. То ни одного жениха, то сразу трое.

Один вон стоит тоже в золотом да белом, глазами зыркает, облизывается. Ему бы мою тряпку душную и тяжелую, посмотрела бы я, как он позыркал бы. Через нее же не видно ничего, о только его — женишка распрекрасного. Слава богам, не моего. А то я бы от такого «счастья» неведомого, боюсь, с обрывчика сиганула бы на радостях-то. А кто бы не сиганул, если бы сей экземпляр любвеобильный увидел. Два метра в высоту и столько же в ширину, такой шарик… э… сфера, сверообразный шарик, щечки пухлые, глазки маленькие, нос пятачком и хвост крючком. Не, это свинка получается, хотя, женишок очень на эту свинку смахивал. Руки как столбы, ноги, как стволы, живот бо-о-ольшой, необъятный. И этот женишок в этом дурдоме что-то типа местного божка, на которого все молятся. Самый главный и самый ленивый божок, которому даже местный вождь не указ. И этот вождь (та еще сволочь) отдал одну из --">