Людмила Васильевна Мацкевич - И на закате распускаются цветы (СИ)

   Рита была счастлива, что, окончив службу, вернулась из Владивостока, который так и не стал ей родным, в Городок, где жили мать и сестра, где все было привычно и знакомо. Она купила квартиру в обычной хрущевке, а две небольшие комнаты обставила так, как многие другие: неизменные стенка, диван, два кресла, телевизор, а во второй комнате, гадать не надо, - спальный гарнитур.

   Единственное, что хоть как-то выделяло квартиру из ей подобных, был средних размеров стоящий на полу аквариум, в котором постоянно кто-то копошился. Присмотревшись, можно было увидеть симпатичного хомячка, с любопытством таращившегося на все происходившее вокруг. И сразу становилось ясно, что выбор в пользу зверька был сделан не случайно: с кошкой или собакой надо возиться, уделять им массу времени, а это существо особых забот не требовало, зато создавало иллюзию живого дома. С ним можно было даже и поговорить в те редкие минуты, когда тоска становилась невыносимо густой и тягучей, такой, что, казалось, ее можно было резать на куски. Но это случалось редко: Рита была не из тех, кто любил предаваться унынию.

   В доме была идеальная чистота, видимо, потому что она до пенсии прослужила на корабле и привычка к порядку была уже в крови. На спинке дивана не лежали книги, которые надо было срочно прочитать, не росла на журнальном столике кипа газет, которые было необходимо хотя бы просмотреть, однако прелесть неторопливой жизни рядовой пенсионерки, когда не надо было никуда торопиться и ни о чем беспокоиться, она уже осознала.

   Отец Риты был в молодости привлекателен, высок и строен. Мать - тоже не маленького роста, но после родов располнела, и они уже не казались идеально красивой парой, какой считались в первые годы совместной жизни. Она была похожа на отца и считалась его любимицей, зато вторая дочь росла копией матери. В детстве Рита была безмерно счастлива, когда, держа отца за руку и гордо поглядывая по стоонам, шла рядом. И неважно куда, в магазин или парк, все должны были видеть, как красив ее отец, как он любит свою дочь. Рита еще не закончила школу, когда отец заболел. Ноги, обмороженные на фронте, пришлось ампутировать: сначала лишь ступни, а потом - до колена.

   Она любила отца по-прежнему, но так и не сумела заставить себя вывозить его на прогулку в коляске. Он, как ни странно, понимал дочь, поэтому с ним гуляла жена, хотя и не могла это делать ежедневно: ступени оказались непреодолимым препятствием, и каждый раз надо было просить кого-нибудь о помощи, кроме того она работала, ходила по магазинам, стирала и убирала.

   А он перестал быть улыбчивым, много читал, слушал радио, часто впадал в какую-то тяжелую задумчивость. Жена, в прежние времена отчаянно ревновавшая мужа ко всем женщинам мира, теперь успокоилась и меньше любить своего красавца не стала, а в ее отношении к нему появилось какое-то извечное женское терпение.

   Рита, считавшая отца самым лучшим человеком на всем белом свете, решила, что полюбит только такого, как он, но отец оказался штучным изделием природы, поэтому было неудивительно, что на любовном горизонте дочери никого даже отдаленно похожего не наблюдалось.

   К окончанию школы от длинноногой и неуклюжей девочки не осталось ничего. Высокая, тоненькая, с большими серыми глазами и пухлыми губами без единой морщинки она привлекала внимание. Парни сохли по ней, она же была со всеми ровна и приветлива, не выделяя никого из них и не позволяя никому приближаться слишком близко к ее сердцу. Так Рита прожила до девятнадцати лет. Ей отчаянно хотелось любви, и не ее была вина, что человек, подобный ее отцу, так и не встретился.

   Вскоре Риту стали часто видеть с Павлом, сыном директора крупного, по меркам того времени, магазина. Он был студентом-медиком, учился в Свердловске и приезжал домой только на каникулы. Улыбчивый и смешливый, рядом с ней юноша совершенно терялся и был счастлив, если ему разрешалось взять ее за руку. Она позволяла обожать себя и как-то уж очень спокойно принимала его ухаживания, а также чуть ли не ежедневные букеты. В их маленьком Городке цветы не продавали, поэтому он просто рвал их в саду матери, никогда не запрещавшей единственному сыну ничего.