(oh.san.xo) - Прихоти дьявола (СИ)

========== Не хочу чувствовать ==========

Если бы кто-то сказал мне, что когда-то я превращусь из представительницы султанской семьи во второсортную рабыню, я бы рассмеялась ему в лицо или даже пошутила. Но всё не так, как кажется. К моему сожалению.

Когда они отодвинули полупрозрачную алую завесу, за которой скрывался мой Вечный Мучитель, я успела сбежать, нагрубить, расплакаться и даже попасть в неприятность. В большую неприятность, что даже имело своё имя, титул и слегка запятнанную родословную. Шехзаде Мехмед Хазретлери.

Я помню, как кричала и пыталась сбежать. Помню, как молила его прекратить издеваться надо мной и отпустить, испачканную в слезах и крови. Помню, как пыталась отбиваться, кусая его до крови и царапая ему лицо. Его наглое, обозлённое, но оттого не менее довольное лицо отпечаталось в моей памяти жгучей язвой, которая теперь воспаляется каждый раз, когда я чувствую его присутствие. Я помню, как он лишил меня чести. И отчаянно хочу забыть. Но шрамы на теле не перестают мне об этом напоминать.

Он вколачивался в моё тело так яростно, что меня пронизывало импульсами сумасшедшей боли, зарождаясь в кончиках пальцев ног и заканчиваясь где-то посреди головы, где в тот момент скопились всевозможные мысли о скорейшей смерти. Я никогда не имела желания покинуть этот мир и исчезнуть из памяти всех близких, но когда Мехмед вжимал меня в мягкие перины, на ухо нашёптывая различного рода гадости, я поняла, что это превратилось не в желание, а в безумное стремление. Его препротивные поцелуи отпечатывались на моём теле алыми кровоподтёками, становясь метками. Метками, показывающими мою беспомощность, бессилие. Они были пятнами грязи, что таилась не только на моей шее и груди, но и внутри, в душе, что медленно распадалась под напором жесткого мира.

С каждым его толчком внутри меня умирала надежда на спасение, с каждым его ударом, остающимся на моём лице красным жгучим следом, гнила внутри уверенность в том, что меня всё же спасут. Но никто не сделал этого. Видимо, не посчитали нужным или не успели. И сколько бы я раз не звала на помощь, мой отчаянный крик отбивался от стен его покоев и таял в нём, точно снег под мартовским солнцем.

Я просила Зару-хатун помочь мне, чтобы она позвала кого-то на помощь. Но в ответ я лишь получила испуганный кроличий взгляд и звенящее молчание. Она никого не позвала.

И до сих пор тело горело. Я чувствовала себя так, словно меня изваляли в грязи, которая не смывалась даже под самым усиленным трением жёсткой мочалки или под напором нескончаемых потоков кристально-чистой воды.

Я ничего не хочу чувствовать.

***

— Ешь давай! Шехзаде скоро придёт, а ты упрямишься! Тебе честь такую оказали, в отдельном доме поселили, а ты носом крутишь!

Эта женщина держала ложку у моего рта, уговаривая поесть. Я чувствовала её прожигающий озлобленный взгляд, что упёрся в моё серое лицо, слышала её тяжелые вздохи и гнев, что выходил из её тела резкими потоками, словно волнами. Но аппетита совершенно не было. А стоило ей упомянуть Мехмеда, как резко моё тело воспротивилось и в горле встал ком, тошнота подкатила стремительно и горький привкус рвоты я уже ощущала на корне своего языка.

— Я ненавижу это место. И Вас. И шехзаде. Всех ненавижу. — тихо шептала я, слабо сжимая малинового цвета платье. Перебирала на нём камешки, пытаясь их оторвать, дёргала ниточки, что торчали из неаккуратно обшитых каёмочек. Делала всё, что могло бы меня отвлечь от мысли об очередном приезде Мехмеда. Он приезжал сюда, чтобы поглумиться надо мной, попытаться напомнить о том, кто я и какое место занимаю в этом государстве. Он каждый раз неустанно твердил мне, что я — ничтожество. Ничтожество, которое лишили чести, дома, друзей, свободы и отчаянного желания жить. Всё, чего мне хотелось — перестать видеть, слышать, чувствовать. Существовать в принципе.

Не отвлекали ни книги, ни рисование. Только причинение боли самой себе возвращало меня в реальность и вновь беспощадно окунало в этот бескрайний океан моих личных страданий. Помнится, как один раз от безысходности я стала биться головой о стену и рвать волосы на голове, истошно крича. Тогда мои руки стянули куском грязной тряпки, и в рот впихнули такую же, чтобы я не сумела вновь позвать на помощь или просто закричать в

--">