Дмитрий Александрович Добрый - Революция Карла. 1917

цифр, то точно его наместником. А если и не наместником императора, то уж генералом арифметических войск. Ну, может и не генералом, а скорее капитаном… В конце концов, в этом кабаке он был главным по цифрам.

Он неспешно снял пальто, положив его на гору бумаг в углу, затем шляпу, оголив практически лысую голову, и аккуратно сунул ее между полок шкафа. Но не успел он присесть за стол и с наслаждением опустить свои короткий указательный палец на клавишу Шиллера, которая в свою очередь должна была издать сладкий звук звякающих металлических механизмов, такой уж у них был договор – одно нажатие, один звук; и запустить мелодичную симфонию цифр, которая и не снилась Моцарту и Сальери, как дверь кабинета бесцеремонно открылась, оборвав ещё не начавшееся представление.

В щель двери просунулась чья-то голова:

– Ты пришёл? А мы то думали, что ты сегодня выходной? – сказала бесцеремонная голова.

– Пришёл… – хотел было ответить Карл Моисеевич, будто бы это было его первое слово, что зародилось в его голове за день. Каждая буква, составляющая слово, давала такую отдачу, что все мысли перемешивались, и слово приходилось составлять с самого начала.

– Сегодня на площади опять демонстрации. Народу – тьма! Весь кабак ломиться! Тебя на улице не задавили? – но, не дождавшись ответа бесцеремонная голова продолжила. – Сегодня народу необычно много. Это все из-за того, говорят…

– Эй, Петруха, хары балаболить! Тащи эти блюда гостям! Живее! – чей-то голос прервал на полу слове бесцеремонную голову, и та скрылась в проеме двери, забыв закрыть ее за собой.

Карл Моисеевич раздраженно уставился в проем. В нем теплилась кроха надежды, что произойдёт чудо, и Петруха вспомнит, что нужно закрывать за собой дверь, и вернётся. Но чудо не произошло. С той стороны двери доносился шум кухни и чуть слышный гомон общего зала. Карл Моисеевич ещё несколько секунд смотрел на дверь, затем резко встал, подошёл и захлопнул её. Как жаль, что щеколду несколько недель назад сорвали такие вот любители поболтать и заодно сунуть нос в чужие дела, как этот Петруха. А так как до этого кабинета никому и дела не было, щеколду никто и не торопился вешать обратно. Сам Карл Моисеевич, конечно, мог бы это сделать, дабы огородить себя от всяких бесцеремонных голов, но по одной из многих, известных только ему причин, этого не делал.

Он сел обратно за свой стол и заиграл свою музыку цифр, делая это настолько филигранно, что со стороны действительно могло показаться, что он играет на рояле перед тысячной аудиторией Александрийского театра. Звон сливался в мелодию, пальцы шелестели по кнопкам, молоточки били по листу бумаги, а звон пружин внутри машины перерастал в овации. Он просидел за работой несколько часов, не замечая времени. Он мог бы делать это бесконечно. Но тут бесцеремонная голова вновь приоткрыла дверь, оборвав его симфонию на финальной коде.

– Быстро вставай! Ты не поверишь! – верещала голова. – Он к нам зашёл! ОН к НАМ зашёл! Ты представляешь?

Карл Моисеевич с легким недоумением и довольно легко читаемым призрением и недовольством в глазах посмотрел на открывшуюся дверь. Но голова все не унималась!

– Давай вставай! Вставай же! Быстрее! Только посмотри на него! Упустишь такой шанс и будешь жалеть до конца жизни!

Любопытство начало потихоньку брать верх над всеми остальными скопившимися в данный момент чувствами Карла Моисеевича.

В проёме двери появилась ещё и рука от головы и стала так же бесцеремонно зазывать его за собой!

Ничего не сказав, Карл Моисеевич резко встал со стула, аккуратно обошёл стопки бумаг и протиснулся в дверь.

А там уже столпилась вся кухня. Даже самые матёрые повара, как любопытные дети, смотрели куда-то в зал. Им было нельзя выходить, но не Карлу Моисеевичу. Вместе с официантом, что его зазывал, он протиснулся сквозь толпу лоснящихся от пота и масла поваров и вышел в зал.

Вокруг одного из столов собралось уж очень много народу. А все гости, кто ещё сидел на своих местах, жадно смотрели в сторону «того самого».

– Вы в это можете поверить? – спросил у подошедший управляющий зала.

– Нет! Как можно! Такой человек и у нас! – дрожащим от волнения голосом ответил Петруха.

– Ещё бы не у нас! Где же ему ещё быть! Не в этой же богадельне "Герцог"! Там же одни… – на этом слове администратор резко прервался и посмотрел на Карла Моисеевича, как на выползшего из кладовки клопа. – --">