Александр Леонидович Аввакумов - В тени

нательной рубахи, он заменил старый, пропитанный гноем бинт и, прислонившись спиной к дереву, закрыл глаза.

Очнулся он от голосов со стороны тропинки. Говорили на русском языке.

«Кто это, – подумал Смирнов, – окруженцы или полицаи?»

Николай передернул затвор автомата и положил рядом гранату. Это была последняя граната, которую он приберег для себя. Вскоре на тропинку вышли несколько вооруженных бойцов. Обросшие бородами, одетые во что попало, они мало напоминали бойцов Красной Армии, но их выдавали звездочки на выгоревших от солнца пилотках.

Из их доклада следовало, что немецкое командование, озабоченное частыми исчезновениями своих солдат, решило окончательно зачистить леса и болота. Гитлеровцы двигались от опушки леса широкой цепью, расстреливая кусты и забрасывая гранатами пустые блиндажи и окопы.

– Уходите, товарищ лейтенант, мы задержим их! – предложил старший группы. – Спасайте знамя!

– Хорошо, – согласился Николай.

Они бросились в кусты и буквально растворились в них; вскоре позади него вспыхнул бой.

Смирнов торопился оставить место своего вынужденного отдыха. Бой то затихал, то разгорался с новой силой, когда он добрался до опушки, раздалось несколько взрывов и стало тихо.

Николай выбился из сил; он лег, подставив тело летнему солнцу. Запах разнотравья кружил голову. Над цветами летали пчелы, гудя, словно тяжелые бомбардировщики. Он вспомнил о последней недолгой встрече с Ниной:

– Нина, это правда, что у нас будет ребенок? Интересно, сын или дочь?

– Не знаю; главное, чтобы он родился!

– Прости, что не смогу, в такой важный момент, быть с вами.

– Ты всегда будешь с нами, где бы ты ни был!

Смирнов улыбнулся и погрузился в беспокойный сон.

***

Хлесткий, как удар кнута, выстрел заставил его открыть глаза. По полю, растянувшись в цепь, шли немецкие гренадеры. Высокие, белокурые, они были похожи на братьев-близнецов, только таких близнецов было слишком много.

«Хватит отступать! – подумал Смирнов. – Хватит бегать от немцев!»

Николай развязал мешок и убедился, что знамя дивизии, по-прежнему, находится в нем. Затем он завязал его и сунул в дупло большого дерева.

«Вот и все! – думал он. – Жалко, что не увижу своего ребенка. Интересно, как она его назовет? Впрочем, какая разница? Ведь это мой ребенок, моя кровинушка, мое семя!»

Привалившись боком к дереву, Николай нажал на курок. Немецкий офицер дернулся и, выронив пистолет, повалился в траву. Смирнов втянул голову в плечи; перед его лицом заплясали земляные фонтанчики, поднятые пулями.

– Давай, смелее! – закричал он. – Смотрите, как умирает командир Красной Армии!

Он снова нажал на спуск и улыбнулся, заметив, как повалились еще несколько гитлеровцев. Недалеко, грохнул взрыв гранаты. Осколки роем пронеслись над его головой. Между деревьями показались фигуры немецких солдат. Николай прицелился и, почувствовав, как в плечо привычно уткнулся приклад автомата, снова улыбнулся. Раненый, в живот немец взвыл, как затравленный зверь. Снова грохнула граната; комья земли застучали по спине Смирнова.

Вскоре немцы перестали стрелять и укрылись в траве, неподалеку от Николая. Он огляделся вокруг и вдруг заметил малиновый огонек иван-чая.

«Совсем как в том бою…, – подумал Николай. – Но дважды не повезет!»

– Рус, сдавайся! – раздалось совсем рядом.

Смирнов выпустил последние патроны и выдернул чеку из гранаты. Он ждал, прислушиваясь к осторожным шагам немецких автоматчиков. Их было четверо. Рослые, сытые, они глядели на него, нагло улыбались. Один из них изобразил нечто непристойное, и остальные громко загоготали. Николай медленно разжал пальцы. Взрыва он не услышал: перед его глазами сверкнуло голубое небо, и он полетел куда-то в черную бездну…

--">