Сергей Николаевич Есин - Дневник 1984-96 годов

Варламов, тоже игравший в свою игру и поддерживавший или полуподдерживавший игры молодежи, знает ли он, что его еще вчера почетная премия Антибукер-95 нынче превратилась в кусок дерьма и в деньги.

20 декабря, пятница. Александр Иванович Горшков был совершенно прав, заставив меня провести досрочные выборы. Он говорил так: во-первых, на следующий год, в марте, когда у вас заканчивается срок, вам уже будет не 60 лет, а 61. Во-вторых, еще несколько месяцев вам придется жить в атмосфере неуверенности и психологического давления. Сразу же после выборов в моей психологии многое поменялось. Если раньше я думал, и это в известном роде было справедливо, что определенные люди добыли мне победу на выборах, то теперь стало ясно, что всего я добился только сам, своим трудом, служением делу, упорством. Институт — это моя судьба и моя собственная площадка для жизни, которую я не желаю уступать кому бы то ни было. Здесь сейчас столько сотворенного именно моей кровью, сколько не снилось ни одному из этих говорунов.

Людмила Михайловна Царева недаром много раз говорила мне, что, дескать, я недооцениваю себя и при любом раскладе событий и поляризации людей грядущие выборы обязательно выиграю. И, действительно во мне много поменялось. Здесь и не только это невиданное голосование с поразительным результатом — 131 голос "за", хотя в зале сидели и мои бывшие недруги. Взяли бюллетени, посидели, подумали над ними и выбрали все же того, кого не хотели в прошлый раз. Я посмотрел по списку, кто брал бюллетени: Чудакова, Сотникова, Винонен, кафедра иностранных языков, которая, со слов М.В. Тр-ой, вся, кроме нее, раньше голосовала против меня. Я недооценивал людей, их наблюдательность, их разум, понимание ситуации. Я считал только свои недостатки. Вспыльчив, мелочен, занудлив, службист, не имею своей личной жизни и не даю ее никому. Но, оказывается, меня даже немножко любят. Я по студентам уже давно заметил этот перелом, который произошел в отношении меня. Я думаю, и К., и С., и Ф. (которого не люблю, ибо считаю мелким пиндюристом и крохобором от литературы), еще по инерции на своих лекциях отзываются обо мне неуважительно, но слушают их, наверное, уже снисходительно, подразумевая несложившуюся научную судьбу и одного, и второго, и третьего. Я позволил теперь заметить, и как трогательно поздравили меня с днем рождения, случившимся вскоре после выборов, студенты моего семинара, подарившие коробку конфет, и тотально нищая библиотека с ее тремя гвоздичками, и Зоя Михайловна, связавшая мне четвертую шапочку и четвертый шарф. И здесь уже забываешь о собственном эгоистичном творчестве, надо работать, надо класть себя, как говорилось раньше, на алтарь Отечества. Чертовски приятная это штука, чувствовать себя до некоторой степени жертвой.

Мои "именины", которые я решил провести в институте — второй, расширенный, человек до двадцати тайм — откладываются до понедельника. Я решил не портить и вечер себе, и вечер ребятам- студентам, совмещая сразу два праздника.

Уже давно ребята во главе с Лешей Тиматковым и Андреем Чемодановым решили провести у нас в конференц-зале вечер, а потом и небольшую тусовочку с выпивкой по поводу семилетнего юбилея их самиздатовского журнала "Алконост" (сказочная птица с человеческим лицом, изображавшаяся на старинных лубочных картинах). Я сделал вид, что заботливый ректор обеспокоен порядком проведения вечера, но на самом деле мне было просто интересно. В этот день я пришел в джинсах и свитере, но в здании оказалось жарко, я скинул куртку и на синюю рубашку надел свою пятнистую омоновскую робу. Со стороны, наверное, было для незнающих меня — а народа собралось чуть меньше, чем на Зюганова — довольно странно: седой усатый дядька, в комуфляжной куртке и джинсах, сидит у выхода в зал на парте. Мест уже не хватало, и я сел на столик, где лежали алконостовские листовки. Мне было интересно, свободно, наши ребята выступали передо мной уже в другом качестве, и я думал, как хорошо, что на нашей земле есть место, где ребята могут почитать стихи, попеть, побузить. Со сцены, где сидели члены редколлегии и авторы, как бы из президиума, я, видимо, просматривался очень отчетливо, и это у ребят создавало определенный настрой. Но они не дергались, здесь были свои правила игры: они — хозяева, я — на их вечере гость.

У меня была еще одна причина остаться на этом вечере. В самом его конце должен был разыгрываться на аукционе сборник "Алконоста", сделанный --">