Арсений Александрович Тарковский , Владимир Григорьевич Адмони , Эмилия Борисовна Александрова , Владимир Петрович Купченко , Давид Самойлович Самойлов , Аветик Саакович Исаакян , Юлия Моисеевна Нейман , Елена Матвеевна Николаевская , Натэлла Всеволодовна Горская , Мария Сергеевна Петровых , Яков Александрович Хелемский , Лев Адольфович Озеров , Наири Зарьян , Маро Егишевна Маркарян , Григорий МИхайлович Левин , Амо Сагиян , Геворг Георгиевич Эмин , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Ваан Саркисович Терьян , Гегам Багдасарович Сарьян , Сильва Барунаковна Капутикян , Рачия Карапетович Ованесян , Екатерина Сергеевна Петровых , Евдокия Мироновна Ольшанская , Светлана Степановна Куралех - Черта горизонта: Стихи и переводы. Воспоминания о Марии Петровых

она

Проходит трепетом бессонным.

Одной на свете жить нельзя:

В воде дрожит луна вторая,

А волны блещут, голося,

О черный берег ударяя…

Один, другой, мильонный вал…

А человек смятенья полон:

Он вспомнил и затосковал

О безначальном, о двуполом.

1929

Гурзуф

История одного знакомства

Памяти Ю. К. Звонникова

   Возник из тьмы,

Бледнел и близился почти неслышно, —

Обломок льда чудесных очертаний:

Совсем как человек. В твоей груди

Дремало пламя. Тихо пробуждаясь,

Вытягивалось, трогало гортань.

   И голос твой,

Тяжелое тепло прияв, густея,

Размеренно над нами колыхался,

То удлиняясь, то сжимаясь в стих.

Суровым словом вызванные к жизни,

Ворчали и ворочались века.

   И чудилось:

Стихи свои приносишь ты из края,

Где звезды негоревшие томятся,

Где сказки нерассказанные ждут.

Где чьи-то крылья бьются о решетку

И смерть сидит, зевая на луну.

   Ты уходил,

На звезды мертвые легко ступая.

С бесплатным приложением событий,

Опять по росту строятся века.

Похрустывали под ногами звезды.

О, как ты не поранил нежных ног!

   Ты врос во тьму.

Тебя не ждали и не вспоминали.

Но дивное свершилось превращенье —

Ты к нам пришел как смертный человек.

(Иль пламя затаенное проснулось

И разбудило стынущую плоть?)

   Не ведаю.

Но помню я, что встретились мы в полдень,

Мы встретились на пыльном тротуаре,

Ты еле нес тяжелый чемодан.

(Наверно, звезды, сказки, перстень смерти,

Зуб колдуна, живой змеиный глаз…)

   И стал как все.

Ты служишь в Сельхозгизе,

Обедаешь в общественной столовой,

И в комнате есть у тебя постель

Для страсти, сна, бессонницы и смерти.

Но ты поэт и, значит, — чародей.

   Твоя душа

Колышется неслышным опахалом,

Сокровищем загробного Египта,

И поверяет в алчущую ночь

О небе, где одно сплошное солнце,

И о земле, затерянной в песках.

1929

Соловей

Там, где хвои да листвы

Изобилие слепое, —

Соловей плескал во рвы

Серебром… От перепоя

Папоротник изнемог,

Он к земле приник, дрожащий…

Зря крадется ветерок

В разгремевшиеся чащи.

Он — к своим. Но где свои?

Я молчу, спастись не чая:

Беспощадны соловьи,

Пламень сердца расточая.

Прерывающийся плач

Оскорбленной насмерть страсти

Так беспомощно горяч

И невольной полон власти.

Он взмывает, он парит,

А потом одно и то же:

Заикающийся ритм,

Пробегающий по коже…

В заколдованную сеть

Соловей скликает звезды,

Чтобы лучше рассмотреть,

Чтоб друзьям дарить под гнезда…

То ли праздная игра,

То ли это труд бессонный, —

Трепетанье серебра,

Вопли, выплески и стоны,

Ночь с надклеванной луной,

Бор, что стал внезапно молод,

И, просвистанный, сквозной,

Надо всем царящий — холод.

1929

«А на чердак — попытайся один!..»

А на чердак — попытайся один!

Здесь тишина всеобъемлющей пыли,

Сумрак, осевший среди паутин,

Там, где когда-то его позабыли.

От раскаленных горячечных крыш

Сладко и тошно душе до отказа.

Спит на стропилах летучая мышь,

Дремлет средь хлама садовая ваза.

Ваза разбита: но вижу на ней,

Не отводя восхищенного --">