Соломон Николаевич Демурханашвили - Солнцеворот. Повесть об Авеле Енукидзе

Пастух поперхнулся табачным дымом. От удивления заморгал глазами, словно малый ребенок.

— Ты, стало быть, ночевать здесь собрался, дядя Сафрон?

— Покараулю. Кто знает, может быть, бог покарает разбойника. И он придет на падаль.

Оставшись один, Сафрон долго, с жадностью курил. Потом он вдруг ощутил острый голод и только тут вспомнил, что ушел из дому, не успев даже перекусить. Он был так взволнован горестным известием, которое принес пастух, что и не вспомнил о еде.

Медленно сгущались сумерки. Над верхушками деревьев появились первые бледные звезды.

С громким карканьем, гулко хлопая крыльями, пролетел над лесом ворон. По небу быстро двигались клочковатые облака. Время от времени сквозь них проглядывала луна. Лес, не умолкая, шелестел листвой. Теплый ветер предвещал непогоду.

Первое качество, которым должен обладать хороший охотник, — терпение. А Сафрон отроду был нетерпелив. Немудрено, что вскоре он заскучал: желание караулить зверя прошло, да и ветер, суливший непогоду, тоже не способствовал хорошему настроению.

«Охотники поопытнее меня и те ничего бы тут не добились, — подумал он. — А уж мне-то и вовсе здесь делать нечего». Свернув напоследок еще одну самокрутку, он вздохнул, глянул последний раз на задранную медведем коровенку и двинулся по тропинке вниз, к деревне.

Он шел, еле волоча отяжелевшие, словно налившиеся чугуном ноги. Поднялся по узкой тропинке снова в гору и только тут заметил, что небо уже сплошь заволокло тучами. Ни одна звездочка не проглядывала сквозь них. Дул низовой прохладный ветер. Высокая сухая трава клонилась к западу, пахло перегретой землей: верный признак приближающегося дождя. Вдали, у горы, сверкнула молния, на миг озарив все вокруг, а несколько секунд спустя глухо пророкотал гром.

Сафрон перекрестился: наконец-то пророк Илья смилостивился над страдающей от засухи землей. Вновь ослепительная вспышка молнии, новый удар грома, и ливень хлынул сплошным потоком. Стосковавшаяся по дождю земля жадно впитывала льющуюся с неба влагу.

Сафрон и без того брел наугад: непроглядная ночная тьма не давала различить дороги. А тут еде ливень, косо хлещущий прямо в глаза, заливающий лицо. При очередной вспышке молнии он разглядел ручей, бегущий между Цкадиси и Хотеви, и стоящую там маленькую мельницу. Запахло дымом очага. Сафрон приободрился сразу прибавилось силы. Быстро пройдя расстояние отделявшее его от мельницы, он налег плечом на массивную дубовую дверь. Ворвавшийся в помещение ветер раздул пламя очага, огонь взметнулся вверх, но сразу опал. Сидевший у огня мужчина вздрогнул, испуганно поднял голову, но тут же успокоился, услыхав знакомый голос:

— Добрый вечер, батоно Силован!

Силован Лобжанидзе ответил на приветствие прежде, чем разглядел вошедшего.

— Здравствуй, дорогой! Где тебя носило в такой ливень? Откуда явился?

— Из преисподней, — мрачно пошутил Сафрон. Сняв промокшую насквозь шапку, он стряхнул с нее воду прямо на земляной пол.

— В преисподнюю пусть отправляются наши враги, — сказал Силован. — Эх, как же ты промок, бедняга… Да не убивайся ты так, право! На все воля божья. Я-то понимаю, каково нашему брату бедняку лишиться коровы. Но ведь слезами горю не поможешь. Снявши голову, по волосам не плачут. Садись к огню, согрейся. А потом поужинаем, чем бог послал.

На мельнице стоял запах только что перемолотого зерна. Высокая гуда^[2] уже наполовину была наполнена мукой. Гуда — постоянная спутница горца. И еду с собою он носит в ней, и зерно на мельницу для помола.

А дорожная гуда, маленькая, ласково зовется гудуной.

Медленно, равномерно вращался жернов. Все вокруг покрывалось слоем белой пыли. Шум дождя здесь совсем не был слышен: только по доносящимся раскатам грома можно было догадаться, что там, за стенами, все еще льет дождь.

От мокрой одежды Сафрона валил пар. По всему телу разливалось приятное тепло.

Силован быстро и ловко разложил на низеньком струганом столике привычную для путника-горца снедь: мчади^[3], сыр, лобиани^[4], кусок копченого окорока. Что еще нужно проголодавшемуся, целый день проработавшему крестьянину? Да сам царь и тот небось рад был бы такому ужину.

За стенами мельницы все так же бушует непогода. А здесь — тихо, тепло. Равномерный, баюкающий рокот работающих жерновов да шум воды, вращающей мельничное колесо.

При тусклом свете очага потихоньку приступили к еде. Со --">