Роберт Гатович Бикмухаметов - Муса Джалиль: Личность. Творчество. Жизнь.

прозвучит.

(«Мои песни». Перевод С. Липкина)

В строках М. Джалиля было уже знакомое — непокорность, готовность к борьбе. Верность песне: песня здесь символ, для поэта это искусство. Но было и непривычное — ситуация стоического ожидания неотвратимой гибели.

В номере «Литературной газеты» от 25 апреля 1953 года увидели свет не только «Мои песни», но также и «Пташка», «После боя» («Прости, родина!»), «Не верь!», «В лагере» («Лес»), «Мой подарок бельгийскому другу» («Мой подарок»). Основные мотивы поэзии и всей литературы военных лет предстали в необычной окрашенности, выявились в глубокой сопряжённости с проблемами вечными — жизни и смерти, величия и низменности, чести и предательства, духовности и нравственной деградации. За ними вставал не уже привычный образ фронтовика — пехотинца, лётчика, артиллериста, за ними виделся человек в трагической коллизии, глубоко осознающий своё участие в противостоянии гуманизма и бесчеловечности, добра и зла. Вместо привычного и дорогого «Жди меня, и я вернусь, только очень жди...» звучали слова совсем иные, тяжкие:

Коль обо мне тебе весть принесут,

Скажут: «Устал он, отстал он, упал он», —

Не верь, дорогая! Слово такое

Не скажут друзья, если верят в меня.

___Кровью со знамени клятва зовёт:

___Силу даёт мне, движет вперёд.

___Так вправе ли я устать и отстать?

___Так вправе ли я упасть и не встать?

Коль обо мне тебе весть принесут,

Скажут: «Изменник он! Родину предал», —

Не верь, дорогая! Слово такое

Не скажут друзья, если любят меня.

___Я взял автомат и пошёл воевать,

___В бой за тебя и за родину-мать.

___Тебе изменить? И отчизне моей?

___Да что же останется в жизни моей?

Коль обо мне тебе весть принесут,

Скажут: «Погиб он. Муса уже мёртвый», —

Не верь, дорогая! Слово такое

Не скажут друзья, если любят тебя.

___Холодное тело засыплет земля, —

___Песнь огневую засыпать нельзя!

___Умри, побеждая, и кто мертвецом

___Тебя назовёт, если был ты борцом?

(«Не верь!» Перевод И. Френкеля)

Пожалуй, так впервые была в поэзии заявлена тема доверия, столь пронзительно вставшая в нашей жизни, в нашей морали.

Стихи обрисовывали путь автора: бои, пленение, лагеря. Они рассказывали о стойкости солдата уже в руках врага. В советской литературе прозвучали слова советского военнопленного, обращённые к родине из-за колючей проволоки:

Прости меня, твоего рядового,

Самую малую часть твою.

Прости за то, что я не умер

Смертью солдата в жарком бою.

Он остался солдатом и в том роковом сражении. Он объясняет родине обстоятельства, вновь вспоминает жену, снова говорит о поэтическом слове, оно было всегда и во всём искренним; он не боится произнести отвергаемые сердцем слова — трусость, измена, предательство — он их не знал, он их не совершал. Слог его свободен, он изъясняется с открытостью человека чести — он говорит о присяге, которую принимал, утверждает свою верность ей, несмотря на плен. Им выговариваются все слова — высокие и низкие, великие и презренные. Это пишет человек высочайшего человеческого достоинства:

Кто посмеет сказать, что я тебя предал?

Кто хоть в чём-нибудь бросит упрёк?

Волхов — свидетель: я не струсил,

Пылинку жизни моей не берёг...

Слезинки не выронил, понимая:

Дороги отрезаны. Слышал я:

Беспощадная смерть считала

Секунды моего бытия.

Я не ждал ни спасенья, ни чуда.

К смерти взывал: — Приди! Добей! —

Просил: — Избавь от жестокого рабства! —

Молил медлительную: — Скорей!..

Не я ли стихом присягал и клялся,

Идя на кровавую войну:

«Смерть улыбку мою увидит,

Когда последним дыханьем вздохну».

О том, что твоя любовь, товарищ,

Смертный огонь гасила во мне,

Что родину и тебя любил я,

Кровью моей напишу на земле...

Поверь мне, родина, был таким я, —

Горела во мне орлиная страсть!

Уж я и крылья сложил, готовый

Камнем в бездну смерти упасть.

Что делать? Отказался от слова,

От последнего слова друг-пистолет.

Враг мне сковал полумёртвые руки,

Пыль замела мой кровавый след...