Владимир Сергеевич Березин - Поляков

заснеженной равнине.

Чистополь был городом татарским, татарская община в нём — третья по мощи после Казани и Оренбурга, пять тысяч татар, четверть жителей города, исправно молились татарскому богу, мелькали на улицах пёстрые тюбетейки, кричали протяжно коробейники, перебирая шали да халаты. Мыло яичное — женская награда, а то и татарское золото несут коробейники по всему уезду^{2}.

Но татары в Чистополе особые, живут незамкнуто, много чем занимаются. Если б не вера да скулы — не отличишь от русского. Хлебом не торгуют, не берут подряд на стройку, а так обычные подданные Российской империи. Тянут тони на Каме, бьётся в тонях рыба, скрипят доски на хлебной пристани, шлёпает колёсами пароход общества «Иван Любимов и Компания», а сама Кама велика — глянешь с Базарной улицы, захватит дух. Город невелик, оттого нотариус — человек важный, не сравнить со столичными бумажными людьми.

Из глухой татарской провинции, где положенное количество раз летел над городом крик муэдзина, где Российская империя мешалась с пыльным Востоком, Александра Николаевна уехала в Петербург и стала курсисткой. Бестужевские курсы — это шаг к изгнанию из общества. Спросят — кто? И если ответит: «Курсистка», то в провинции могут и под ноги плюнуть. Сейчас этот путь к образованию большая часть наших современников знает по фильму «Сельская учительница». Именно благодаря подвигу этих женщин образование хоть отчасти было народным. Они составили потом основу советской школы, и пока живы были они, что-то было в советских школах от настоящей гимназии.

В 1904-м у Поляковых родилась дочь Наташа — дело было в Балашове, что не даёт уйти корням нашего героя от Волги, главной реки его жизни и той части страны, где будет сделано его главное дело.

А Томск — зовёт, в Томске можно сделать карьеру, в нём жизнь дешевле и кучней. И вот становится Поляков томичом, потому что каждый человек с дипломом приобретает за Уралом особый вес, а юрист дорожает и подавно. Жена его встаёт к доске гимназического класса.

Записывают девочки в тетради про греков и римлян, загибая пальчики, отсчитывают государей российских — отдельно Рюриковичей, отдельно — набежавших за последние триста лет Романовых. Гуляют в Городском саду, где почище, чураясь Буфф-сада с его шумом и визгом новомодных плясок.

Томск лежит на холмах будто небрежно пошитое одеяло, дома своенравны, как жители. Просторно, не тесно в городе, мирно и крепко течёт в нём жизнь. Но что-то набухает в воздухе — пахнет тревогой, а тревога имеет запах солдатского сукна и ружейной смазки.

Мальчик родился в среду. Цветаева в этот день напишет одно из своих знаменитых стихотворений^{3}, в Петербурге распоряжением градоначальника будет закрыта «Бродячая собака» — место встреч артистической богемы (по слухам, за нарушение сухого закона). А рядом, через площадь, русский царь будет говорить Морису Палеологу, французскому послу, быстро и твёрдо: «Я не признаю за собой права навлекать на мой народ ужасные жертвы нынешней войны, не давая ему в награду осуществление его вековой мёчты. Поэтому мое решение принято, господин посол. Я радикально разрешу проблему Константинополя и проливов»^{4}, а в тот же день безвестная сибирская барышня Полина Летина получит разом шестнадцать открыток с видами Львова от офицера, от которого не осталось даже имени. Карточки будут измараны штемпелями по-русски и по-польски: «Dozwolono cenzura wojenna», «Печать разрешаю ноября 7 дня 1914 г. Градоначальник гор. Львова, Полковник Скаллон», и иркутская барышня весело перебирает их — нет в карточках ужаса окопной войны, а есть шампанская прелесть победы. Русский офицер пишет о наступлении в Галиции.

Империя живёт по инерции, не зная, что судьба её уже решена. Но сражения и страдания далеко, очень далеко от Томска. Там по полям бежит пехота, ложатся снаряды, иначе называемые бомбами, вокруг крепости Осовец стелется дым пожарищ.

Но новорождённому ещё неизвестно, что, зачатый до войны, он пришёл в мир в страшное время смерти, газовых атак и человеческого горя. Его нарекли Виктором — и вот везут на пролётке из церкви. Холоден март в центре континента, лежит снег повсюду, но играет на нём набирающее силу весеннее солнце. Младенец, спелёнутый, смотрит на томское небо и не знает ничего — ни о царе, ни о поэтах, ни о солдатах в фуражках, ни о солдатах в касках с острыми шишаками. Его везут из церкви — а мимо по --">