Н Марченко , Ашот Георгиевич Гарнакерьян , В Жак , Владимир Юрьевич Баскаков , Полиен Николаевич Яковлев , Георгий Филиппович Шолохов-Синявский , Петр Наумович Шумский , Павел Михайлович Моренец , Михаил Ефимович Штительман , Е Годович , Иван Горелов , Ида Брун-Фурштейн , Григорий Михайлович Кац , К Цеценко , Ал Радин , П Некрасов , Микаэл Андриасов , Илья Котенко , Якоб Левин , Павел Кофанов , Павло Максимов , Алина Ручинская , Леонид Шемшелевич , Илларион Стальский , Евгений Безбородов , Евгений Горбань , Вал Вартанов , Игнат Назаров , Н Пастушин , А Горшков , С Гураич , И Бондаренко , М Решетников , Николай Клименко , Николай Дурач , Петр Симонов , Анатолий Сафронов , И Ковалевский , Иван Аханов , Иван Сагайдак , Дмитрий Владимирский - Молодость

Молодость

Литературно-художественный сборник к 15-летию КОМСОМОЛА

1. Хлеб

Е. Годович Погоныч

Рассказ

Эх, до чего он зловредный, предрассветный этот часочек!

Бригадир Токмань Сергей Карпович вытягивает ноги во всю длину деревянной кровати, потом проводит большой тяжелой рукой по сытой, но обмякшей щеке, по высокому лбу. Этой рукой он как бы хочет приподнять свою собственную голову, но и рука не помогает. Голова лежит, притянулась к подушке, как дубовая колода к земле. Один раз уже поднялась она, посмотрела осоловело широкими глазами, подумала: «фу липнет, как зараза, треклятый сон, никак его не одолеешь». Но тут опять прикурнула обратно.

Спит бригадир…

И во всех соседних хатах лишь изредка начинают похлопывать двери, заспались и хозяйки, и еще не все они вышли на базки доить коров.

Спят конюха…

Только кони, — эти точно выкупаны с головы до ног в бодрости свежего росистого утра. Радостно пофыркивают, бодро и умно поводят ушами. Ни разу за весь длинный день не увидишь их с такими, как сейчас, свежими, большими глазами, с такими игриво-легкими отдохнувшими телами! Только в один заревой часочек, когда еще не нагрелась земля и не поднялась вместе с солнцем назойливая мошкара, — только в этот час свободно дышится коню.

Бодрствуют кони…

И бодрствует в этот миг еще одно единственное во всей пятой бригаде существо, Шурка Дулинов, встрепанный, нахохлившийся, как молодой зайчишка, летит из своей хаты к бригадному двору. Ноги его, — разлапистые в ступнях, усеянные затянувшимися рубцами уже подживших болячек и красными ранками свежих, — приятно купаются в высокой мокрой траве.

Предрассветная свежесть забирается во все поры упругого тела, чуть прикрытого штанишками неопределенного цвета, с длинной, обгрызанной внизу мотней, и ситцевой с крапинками рубашенкой.

Обшныряв бригадный двор и не найдя там еще никого, Шурка убегает к ближнему бугру, едва начавшему освобождаться от серой туманной мути, — там должны пастись кони. Но коней там нет. Где-ж они? Минута ходьбы с нетерпеливым подпрыгиванием и подскоком на ходу — и вот дорожка в хлебе, по которой на «упростэц», не возвращаясь на бригадный баз, можно дойти до недалекого от хутора ячменного поля. Что он сразу не подумал — ведь вчера там первый день пустили молотилку и теперь все зорюют там!

Сбоку от Шурки, с одной, самой близенькой, как ему кажется, стороны появляется большой огненный шар — это встало солнце. Если чуть прикосить глазом, — так вот он, рядом с молотилкой, хоть руками щупай. Только машина кирпичная и холодная, когда не татакает локомобиль, а шар, наверно, жгучий…

Может, если итти и итти, долго-долго, и подойти вовсе близко, так от этого шара пыхнет жаром, как от печи с только что спаленной соломой… Но Шурка не умеет долго задумываться…

Конюх Засядько как раз только поднялся с примятой на возу люцерны и, лениво потягиваясь, почесывая волосатую грудь, покачиваясь со сна, точно пьяный, идет к яслям. Шурка подбегает к нему вприпрыжку и орет в самое ухо:

— Дядько Засядько, коней давайте!!

Подражая бригадиру Карповичу и своему косарю Галушке, широкоплечему дядьке в соломенной большой шляпе и с тараканьими усами, Шурка старается говорить с суровой требовательностью, но получается только громко и немного капризно. Засядько, подрав волосья на груди, в последний раз лениво спрашивает:

— А Орина иде-ж?

— Да она спыть и досе, — нетерпеливо пританцовывая, сообщает Шурка, и в голосе его презрение и насмешка над ездовой Ариной.

— А як-же? — все еще сонно спрашивает конюх.

— Ну, отгоню шестерых! — говорит Шурка тоном старшего, с удавшейся на этот раз суровостью.

К молотилке начинают подходить колхозники. Вынырнул из своей хаты, что напротив, младший конюх, сухой и длинный, как зашкорубленный палец, Иван Зарудний. Шурка отвел от яслей высокую гнедую кобылу и надевает ей хомут. Кобыла покорно и умно, прядая ушами, опускает вниз морду, сама сует ее в хомут. Шурка встает на носки, подпрыгивает… Кобыла опускает свою умную продолговатую морду еще ниже. Она усиленно хочет помочь своему погонычу, но…

Иван Зарудний подходит и приподымает Шурку на вершок от земли. Лошадь быстро, точно обрадовавшись освобождению, выпрямляет морду с неуклюже висящим ниже глаз хомутом, Шурка живо, прижав ей уши, продевает --">