Модест Алексеевич Колеров - Дитя несвободы. Рождение и смерть интеллигенции

единой политической оппозицией нужны были крупные перемены…

2

Последние годы царствования Николая I получили название «мрачного семилетия» (1848—1855). На Западе одна за другой совершались революции, венгерское восстание разливалось у границ России, когда Российская империя осознала себя единственным оплотом самодержавия и православия. Она спасала австрийскую монархию. Ее рука простиралась к Гробу Господню в Иерусалиме, пребывавшем в составе Османской империи. Ее покровительства искало порабощенное иноверцами славянство. Император стал фактическим главой русской цензуры. Петербургских фурьеристов, рискнувших пропагандировать социалистическую утопию, приговаривали к смертной казни. А. И. Герцен свидетельствовал, что именно в эти годы за границей стали появляться молодые русские люди, в характере которых явственно вырисовывался тип замкнутого в себе, далекого от жизни и безжалостного к ней нигилиста. Они искали в Европе социализм, и только обретя его, смогли заявить о себе как о едином идейном организме. В барокамере последних николаевских лет созрело зерно, из коего при необходимых условиях должны были выйти цепкие побеги интеллигенции.

«Великие реформы» открыли небывалые возможности для самореализации общественною мнения в периодической печати, темперамента в поддержке и осуществлении либеральных реформ и, наконец, самоопределения радикальной молодежи вовне в оппозиции всему, что тормозит «материальную и умственную жизнь народа». Если по своей психологии интеллигенция — дитя несвободы, то по физиологии,— несомненно, продукт реформ.

Быстрые и резкие перемены открыли клапан не только для позитивного недовольства прежним режимом, но и для всесокрушающего максимализма. Очень скоро обнаружилось, что в лице «молодежи» власть обрела не союзника в деле преобразований, а нетерпеливого, непримиримого и бескомпромиссного оппонента слева. Лозунг немедленной революции, несмотря на всю его абсурдность, отвечал истеричности чувств, вдохнувших свежего воздуха «нигилистов», находя все новых и новых сторонников. Это сплочение вряд ли произошло бы так скоро, если бы не важнейшие особенности формирования русской интеллигенции, в теории подмеченные П. Н. Милюковым, а на практике проявившиеся на рубеже 1850 и 1860-х годов. Интеллигенция строилась вокруг общественных задач, но ее основой, доводящей задачи и аргументы до сознания «массы», служило идейное ядро. Времена меняются, «масса» колеблется, в «ядре» идет борьба поколений. Но интеллигенция продолжает жить, пока сохраняется в силе ее «мобилизационный закон»: политические идеи важнее, существеннее человеческой жизни и «частной» судьбы. Пока общество лишено политической свободы, человек не может быть спокоен за неприкосновенность своей личности, она так или иначе будет попрана политикой — насилием власти или насилием идей. Только свободный человек сам выбирает способ своей деятельности, в несвободе за него решает профессиональная оппозиция.

Ядром оппозиции была демократическая журналистика, в полной мере пожавшая плоды александровской гласности. Ясно определились литературные «партии», мыслившие себя временными местоблюстителями партий политических. Само слово «интеллигенция» поначалу применялось для обозначения сплоченных групп литературных деятелей, «властителей дум» и «вождей» общественной самодеятельности. Разумеется, «Современник» или «Русское слово» прямо не звали к революции, но николаевская выучка позволяла в любой форме провести пресловутую мысль. Много лет спустя безвестный чиновник в «Записке о направлении периодической прессы в связи с общественным движением в России» докладывал начальству:

«Правительство находится в борьбе с врагом великой крепости и силы, с врагом, не имеющим плоти и крови, то есть с миром известного рода идей и понятий, с которыми борьба должна иметь особый характер. Устранить влияние известной литературной клики на журнальное дело, то есть расстроить внешнюю форму, в которую этой враждебной силе удалось организоваться, значит сделать только шаг к ослаблению ее разрушительного влияния…»

Сломить же сопротивление врага полагалось на пути перевоспитания, духовного противоборства. Интеллигенция — материализовавшаяся идея, «орден», «церковь». И духовная дисциплина составляла одну из важнейших ее черт.

С началом реформ сложилась подпольная --">