Эспер Эсперович Ухтомский - От Калмыцкой степи до Бухары


КН. ЭСПЕР УХТОМСКИЙ.

ОТ КАЛМЫЦКОЙ СТЕПИ
ДО БУХАРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГ.
Типография Кнлал II. II. Мещерского Г. Итальянская д. .V 37.
1*01.
2007056140
ВВЕДЕНИЕ.

В 1889 г. мне удалось побывать в наших среднеазиатских владениях, с целью собрать некоторый поэтический материал. Единовременно я, по мере возможности, занимался историей и этнографией этих краев, составлял критико­библиографический очерк о них (преимуще­ственно по иностранным источникам, с обра­щением особенного внимания на показания пи­сателей классической древности), наконец по­мышлял приготовить для печати целый боль­шой труд чисто-литературного характера о мест­ностях, пересекаемых Закаспийскою желез­ною дорогою. Когда обработка сочинения заметно подвинулась вперед, я был внезапно отозван в далекое путешествие на восток, и теперь еще не могу взяться за старое дело. Так как заметки, составляющие издаваемую ныне книгу, представляют общий интерес, вне их связи с остальными частями задуманного произведе­ния, то я и решаюсь предпослать их неотде­ланному пока < описанию Бухары и Самарканда с точки зрения туриста-любителя старины*.

I.
НА ДОРОГ В СРЕДНЮЮ АЗИЮ.
Удивительно странное чувство знать, что впе­реди—несколько месяцев скитальческой жизни! От всего, с чем тесно связан, отрываешься, привычки перестают существовать, настоящее превращается в какой то сон, — но сон, ис­полненный яркости и значения. Когда из сто­лицы едешь отдыхать, забываться,-—заграницу, на запад,—тут заранее почти все взвешено, так или иначе известно, знакомо, определено,— воображению не хватает полета, ум не в си­лах отрешиться от окружающей действитель­ности: подобное душевное состояние положительно лишено всякой животворной прелести и услады. Совсем не то, когда пут лежит куда нибудь в глушь, в полнейшее одиночество, временное отчуждение от мира! Здесь нет места обыден­ным помыслам и мелочным заботам: точно
шире стало вокруг, точно гнету меньше! Еще осязательнее это сознается, если отправляешься на далекую восточную окраину, ожидаешь стол­кнуться со множеством непредвиденных слу­чайностей и обогатить себя неисчислимыми, глу­бокими впечатлениями. В будущем, очевидно, предстоит встречаться и жить с новыми людьми, ежедневно задавать себе бесконечные вопросы, напряженно думать и действовать: между тем, в душе irpit этом, — чем лихорадочнее ра­бота на её поверхности,—невозмутимая тишина становится все сильнее и сильнее. Замолкает самая острая сердечная боль, отпадают тоскли­вейшие сомнения, наступает нечто неизъясни­мое.
Кто хоть раз испытал что либо подобное, тот уже всегда будет чувствовать потребность чаще отдаваться такого рода ощущениям. Ве­роятно, тут то и таится разгадка, как могли складываться характеры величайших путеше­ственников нашего века, почему их неодолимо притягивали малодоступные края. Каждый, без сомнения, жаждал одного—очутиться по време­нам среди самой пестрой и любопытной во всех отношениях обстановки и сказать себе: у меня бездна материала для наблюдений и обобщения, но я потому именно и могу осмысливать все
это, по мере изучения, что в сущности я да­лек от всего этого, выше стою, равнодушен, спокоен до крайнего предела. В малом виде переживать подобные моменты способен любой человек. Когда же горизонт раздвигается и энергия властнее,—перед удивленными взорами образованной толпы проходят исследователи стран, которые на половину замкнуты европей­ской цивилизации.
По дороге к Каспийскому морю, от Цари­цына Волгою вниз, силишься и никак не мо­жешь уловить, где собственно кончается Европа и начинается Азия: слишком у нас этого об­щих с нею черт, слишком неизгладимый отпечаток наложен ею специально на Россию! Стоит только приехать на пароходную пристань, и видишь закаспийский восток в лице его тор­говых представителей,— а так как присут­ствие их в этих места х издревле состав­ляет обычное явление, так как, кроме того, здесь еще сравнительно недавно колыхались враждебные нам полудикия орды завоевателей и степь не хотела знать оседлости, то, очевидно, рано еще проводить грань между двумя смеж­ными, противоположными по духу мирами. Краски


сливаются, переход из одной области в дру­гую незаметен.
В столовой и на палубе большего меркурьевского парохода « Александр П>—оживленное общество. Мало-по-малу пассажиры знакомятся, разбиваются на группы, распространяются, кто. зачем, куда едет. Вечереет. Река словно --">