Стюарт Хоум - Встан(в)ь перед Христом и убей любовь

Стюарт Хоум
Встан(в)ь перед Христом и убей любовь

Пролог

исчезла. Вместо нее напротив меня сидел человек, в

котором я узнал доктора Джона Ходжеса. Именно он держал меня под контролем,

именно от него я, судя по всему,

скрывался всю жизнь. Я проследовал за Ходжесом, мы сели в автомобиль и поехали в

кабинет доктора в Белгравии.

– Плоховато выглядите, – дружелюбно сказал Ходжес. – Витаминчиков бы вам

вколоть.

– Я не хочу убивать ребенка, – рыдал я, пока меня пристегивали ремнями к

операционному столу. – Почему я должен его

зарезать?!

– У вас нет выбора, – сказал доктор, выкручивая мне руку. – Вы думаете, что

вырвались из-под контроля, но каждый эпизод

в вашей печальной истории запрограммирован нами.

– Не понимаю!

– Это следующая стадия наших экспериментов по контролю над сознанием, -

принялся объяснять хирург. – Мы хотим

научить наших пациентов сознательно активировать различные личности, которые мы

создали в их мозгу. Овладев этим

умением, они с легкостью справятся с любой ситуацией, возникшей в ходе ведения

ими шпионской деятельности.

– Но у меня нет склонности к совершению убийств, – простонал я.

– Какая чушь! – рявкнул Ходжес. – Неужели вы не знакомы с так называемой

миметической теорией возникновения

желания?

– Нет.

– Мы ценим вещи, – принялся разъяснять доктор, – потому что их желают

другие люди. Мы усваиваем систему ценностей,

подражая другим, – короче говоря, мы не столько желаем вещи сами по себе,

сколько желаем походить на ближних. Но если

мы желаем того же, что и другие, то конфликт неизбежен. Для того чтобы положить

конец этому конфликту, необходим

суррогат, очистительная жертва, убийство, после которого в социуме воцаряется

покой. В вас мы запрограммировали

личность, идентичную той, которая имплантирована в сознание двойника Сары

Остерли. Это неизбежно приведет к

конфликту между вами и малолетней матерью-одиночкой, и конфликт этот вы сможете

разрешить только через ритуальное

человеческое жертвоприношение!

– Но это ужасно! – простонал я. – Это же так ужасно!

– Ничего ужасного, – настаивал Ходжес. – Этот акт разом окупит все

вложения, сделанные в мои исследования! Как бы вы

не упирались, в конце вы сделаете то, что хочу от вас я!

– Ни за что! – вскричал я, но тут игла вошла в мою вену, и началось

беспамятство, которое продолжалось то ли несколько

недель, то ли несколько месяцев.

***

Я очнулся в незнакомой постели. Рядом никого не было. Я встал и открыл

шторы. Лоджии, лоджии, ряды лоджий -

спальный район. В комнате почти ничего не было: гардероб с весьма странным

подбором одежды да несколько эстампов на

алхимические сюжеты на стенах. В гостиной – ряд предметов явно чернокнижного

толка и книги, книги, книги. Бегло

пробежав взглядом по корешкам, я успел различить труды Элифаса Леви, Папюса и

Юлиуса Эволы. Из названий книг

явствовало, что их авторы писали на эзотерические темы, о чем свидетельствовал и

тот факт, что немногие известные мне

имена принадлежали прославленным оккультистам. Среди прочих были там и

произведения Алистера Кроули, мадам

Блаватской и Дион Форчьюн. Я закрыл глаза и наугад взял книгу с полки. Мне

попалась “Тайна Запада” Дмитрия

Мережковского, которая в те времена еще была китайской грамотой для моего

неискушенного глаза.

Я быстро просмотрел содержимое досье, находившихся в выдвижных ящиках. В

первых трех содержались документы,

относившиеся к истории и ритуалам группы, зарегистрированной под официальным

названием “Общество Любителей

Древности Южного Лондона”, хотя оно действовало и под множеством других имен,

например “Ложа Черной Завесы и

Белого Света”. В документах часто встречалось имя одного человека, которого я

отлично знал, но, тем не менее, я оказался

абсолютно не подготовлен к шоку, ждавшему меня, когда я заглянул в последний,

нижний ящик. Дело в том, что человек

этот не просто носил то же имя, что и я – он был тождественной со мной

личностью. Я уставился на мое собственное

свидетельство о рождении – документ, который мог получить только я сам при

достижении совершеннолетия. На

свидетельстве старомодным почерком было начертано имя, которое я никогда не

предавал огласке: Джеффри Реджинальд

Томпсон.