Бабарахим Машраб - Избранное

рвутся из груди.

Прости, но я стенаний этих сдержать не мог, о, где же ты?

Обуглилась душа Машраба, и сердце стало шашлыком.

Страшна разлука, как пустыня... я изнемог...

О, где же ты?

"Увидеть милое лицо..."

* * *

Увидеть милое лицо, издалека хотя б,

Пришел несчастный дивана^[3], увидел и ослаб.

^* (Дивана — юродивый.)

Пришла жеманница, пришла владычица души,

Та, чья волнистая коса стан обвернуть могла б.

Пришла кокетка, чьи глаза пьянят сильней вина.

Отдай ей душу, дивана, склонись пред ней, как раб.

Уста ее сладки, как мед, а зубы — жемчуга.

О, будь хоть сто сердец в тебе — все ей отдай, Машраб!

"О, если б родинку твою..."

* * *

О, если б родинку твою и шелковую прядь

Не видел я — мне б не пришлось в огне любви сгорать!

Один лишь вздох любви — и вмиг разрушен веры храм.

О, если б я, вина глотнув, не наливал опять!

Трепещет горлинка души в сетях любовных чар.

О, если б силу я имел, чтоб сети разорвать!

Один лишь взгляд — и я горю. О, если бы я мог

Забыть твой взгляд и всю твою блистательную стать!

Сто лезвий в грудь мою вонзил нас разлучивший рок

О, если б этих страшных мук вовеки мне не знать!

О, если б, душу взяв мою, ты ласковой была,

Не затемнила б душу мне уныния печать.

Смирись, Машраб! Служи любви. Ценна и эта жизнь.

О, если бы и эту жизнь напрасно не отдать!

"Если я уйду из Намангана..."

* * *

Если я уйду из Намангана, вспомнит ли хоть кто-нибудь меня?

Если на чужбине прахом стану, вспомнит ли хоть кто-нибудь меня?

Выпил я вино любви жестокой. Как в котле, кипит моя любовь.

Стал безумцем я, от страсти пьяным,- вспомнит ли хоть кто-нибудь меня?

Оставаться дольше нету мочи, и уйти нет сил,- что делать мне?

Грудь в огне, любовь моя безгранна. Вспомнит ли хоть кто-нибудь меня?

Говорю: "Останусь!" — нет покоя. Говорю: "Уйду!" — покоя нет!

Если в беспредельность мира кану — вспомнит ли хоть кто-нибудь меня?

Стон Машраба никому не слышен. Что ж, уйти, куда глаза глядят?!

Здесь ли буду, или в дальних странах — вспомнит ли хоть кто-нибудь меня?

"Когда страдаешь..."

* * *

Когда страдаешь, человек, пред милой слезы лей.

Не прячь от милой боль свою, поведай горе ей.

Тоска в груди — и я к своей возлюбленной лечу.

Пред нею — розой — слезы лью, печальный соловей.

Отшельнику свою тоску не раскрывай, Машраб.

Иди и плачь, и все скажи возлюбленной своей.

"Когда явился в мире этом..."

* * *

Когда явился в мире этом еще один жилец — Машраб,

Планетой в океане жизни стал горестный пловец Машраб.

Вино любви искрилось в чаше. Любовь отвергнуть он не мог.

Испил — и, слезы проливая, исплакался вконец Машраб.

Ударь хоть сорок тысяч бедствий — он будет с милой встречи ждать.

Оставь без глаз — все так же будет желать любви слепец Машраб.

В какой бы город ни пришел он, ему кричат: "Уйди — ты плох!"

Бросают камни — и уходит отверженный певец Машраб.

Любви он все приносит в жертву, любимой все готов отдать.

Будь сто сердец в груди Машраба — отдаст все сто сердец Машраб.

К молитвам не зови Машраба! Веди с ним речи о любви.

Безумен, от постов свободен — вот он какой, хитрец Машраб!

"От пламенной любви сгорая..."

* * *

От пламенной любви сгорая, день ото дня сильней я плачу,

Красавица моя, мечтая о близости твоей, я плачу,

Я жажду пить вино из кубка рубиноцветных губ твоих.

Но дом питейный заперт. Горько у замкнутых дверей я плачу!

Стал нечестивцем я. Отныне моя святыня только ты!

Ты мой кумир, ты — храм! О друг мой, о храм любви моей, я плачу!

Как на руинах плачут совы, как стонет горлинка в сетях,

Как опьяненный алой розой влюбленный соловей, я плачу!

В разлуке, как Меджнун в пустыне, томлюсь я, о моя

Лейли! Приди! Одним лукавым взглядом срази меня, убей! Я плачу!

Среди степей и гор безумцу жилище строить нужды нет!

В степях тоски скитаясь вечно, любви ищу, о ней я плачу!

"О, если о любви скажу..."

* * *

О, если о любви скажу я, любви томление сожжет.

Мой дом и даже душу мира в одно мгновение сожжет!

Я разобщен с тобой, кумир мой! О, --">