Владимир Аркадьевич Григорьев - Стихи

Стихи

Я лягу на спину: чудные облака

мешают щекотать твои ресницы,

но не мешают чувствовать твой взгляд.

А если вдруг решишь дождем пролиться,

Я буду только рад.

Я высуну язык: и капельки твои

пусть падают на жаркую мембрану,

и освежат источник тайных дум.

От этих облаков я прятаться не стану —

ведь я их грум.

Я знаю: завтра небо упадет

в мои километровые объятья,

а с ним ко мне прильнут и облака.

Промокший, тихо буду их ласкать я

под шепот ветерка.

* * *

Задумчивость ушла, мне думать и не хочется,

легко в том месте, где стучит мотор,

осуществляя кровяной напор,

и я пою

про ту

вчерашнюю молочницу,

что вдруг проснется, полная беды,

у тихой глади розовой воды,

но без привычки

к страху

одиночества.

Завидую себе — я рад ничтожной малости

того, что мне досталось, наконец,

и пестрый рой вертящихся колец

меня кружит.

Не чувствуя

усталости,

вальсирую в пыли рассыпавшихся звезд,

ловлю птенцов, валящихся из гнезд

в извечной тяге

к глупой

детской шалости —

я сам такой. И уж какая рассудительность

поможет там, где и рассудка нет,

но есть прозрачный, легкий, теплый свет,

какая-то

немакияжная

пленительность,

согласие улыбки и ресниц,

двойное отраженье в блеске спиц,

что вяжут вместе

небыль

и действительность…

…А тихие аллеи под конвоем золота

меня ведут навстречу новым дням,

навстречу ярким радостным огням,

туда, где жизнь

напополам

расколота,

туда, где больше не о чем жалеть,

где в голову мою, гудящую как медь,

стучится кто-то

добрым,

мягким молотом.

* * *

Опоздание — сложное здание.

Как мироздание.

Только Ты.

И цветы.

И мечты — я рисую их, так как они — это Ты).

* * *

Я хочу сказать, где мой дом,

в сердце том, что готово принять меня, как я есть.

Я хочу на колени твои присесть.

Делать с ними все, что хочу.

Промолчу.

(Но к твоим ручейкам, облакам, небесам — лечу).

* * *

Как странно хорошо.

Плывущее веселие со мной.

Не то чтобы в груди —

но сколько я оставил позади

приличных дядек, тетек и дитят.

С тех пор я полюбил котят —

они мне греют душу и ногу

которую согреть сам не могу —

не дотянуться.

Мне чужден порошок.

Хотя — когда в смиренную ноздрю

врывается белесое созданье,

когда навскидку руша-шатся зданья

я уплываю. Снова чушь порю.

Об окончательности каждого творенья

должно гласить эссэ. Стихотворенья

не вижу окончательности я.

Есть два момента:

есть конец.

Есть завершение его же.

Поскольку не совсем оно пригоже,

пусть будет и венец.

Из роз?

Мороз?

От здания к зданью

протянул это дело товарищ наш Блок.

Я третий раз испытывал полный наркоз:

это вводит меня в заблуждение.

Неких красных телец

безрассудное движение,

а во сне — возникает лицо,

что имеет гюрза.

И тогда набухает гроза —

и тогда возникают глаза —

Я люблю их.

* * *

До солнечной звезды

еще всего полгода —

полгода стылых дней,

измученных ночей,

струй ледяной воды,

ненужной непогоды,

притушенных огней,

поломанных лучей.

Стоявший до конца

парк хмурится сердито,

застенчивый покой

дождем идет с небес,

смешные деревца,

больные гепатитом,

прощаются с листвой,

не возвращаясь в лес.

Он справится без них,

и голыми стволами

замрет под волчий вой

и уханье совы.

Надолго ветер стих.

Припухшими губами

шевелится прибой

рожающей Невы.

И там, на берегу

печального залива,

где пляшет на песке

невидимая тень,

застынут на бегу

и спрячутся игриво

гадалки по руке,

и завершится день.

И нет на мне лица:

наполненный тобою,

тот день приснится мне,

а --">