Георгий Аркадьевич Шенгели - Собрание стихотворений

Георгий Шенгели (1894–1956) Собрание стихотворений

ЭПИТАФИЯ

Н.М.

На этой могильной стеле,

Прохожий добрый, прочти:

Здесь лег на покой Шенгели,

Исходивший свои пути.

Исчез в благодатной Лете

Тревожный маленький смерч.

А что он любил на свете?

Нинку, стихи и Керчь.

25 марта 1941

1910-е годы

БОСФОР КИММЕРИЙСКИЙ

Песчаных взморий белопенный лук,

Солончаковые глухие степи.

И в тусклом золоте сгущенных сепий

Вздымается оплавленный Опук.

Раздавленный базальт, как звенья цепи,

На сланцевых боках означил круг.

Волчцы и терн. И тихо вьет паук

Расчисленную сеть великолепий.

Потоки вздутые остылых лав

Оставили железно-бурый сплав

И пыл свой отдали в недвижный воздух.

И медленный плывет свинцовый зной,

Растягиваясь в колоссальных звездах,

В рубинных радугах над крутизной.

1916

МИКРОКОСМ

Обволокла медовая смола

Жука металло-голубое тело,

И капелька округло отвердела,

И надолго под хвоей залегла.

Волна над новым дном поголубела,

На отмелях прозрачна и светла,

И тенью мимолетного крыла

Легко мутнели в ней чешуйки мела.

И трубка пенковая предо мной

Темнеет матовой золотизной,

И мутен желтопламенный янтарик.

И тихо в нем, как в волнах облака,

Включен металло-голубой фонарик.

В моей руке — далекие века.

1916

ОГОНЬ И ГЛИНА

Угрюмый облик обожженной глины

И смуглый звон чеканных кирпичей

Милей, чем плавный пересвет лучей,

Которыми звездились турмалины.

Я ювелиром был, ловцом огней,

Чей хладный пламень выбрали павлины,

Но прогудел полынный ветр былины,

И вот в кувшины звонко бьет ручей.

Где небо серо над безводным логом,

Где зной ложится бронзовым ожогом

На высушенные песком тела, –

Кирпичные там водоемы встанут,

И волны свежие, светлей стекла,

Отрадно в чаши глиняные грянут.

1916

МОГИЛА

Где воды пресные, прорвав скупой песок,

В зеленой впадине кипят холодным горном,

На сланце слюдяном, под очервленным терном

Иссохший кожаный полуистлел мешок.

И слитков золота нетронутый поток

Ползет из трещины, опутываясь дерном,

А в двух шагах скелет в стремлении упорном

Лоскутья рук простер на выжженный восток.

В миражном зеркале расплавленного ада

На дальнем западе сиерры Эль-Дорадо

И здесь в оазисе — предельный бег пустынь.

И грезу знойную навек покрыли травы.

Лишь бульканье ключа плывет в глухую синь.

Да воя волчьего случайные октавы.

1916

РОБИНЗОНОВ СКЛЕП

Песком серебряным и пылью слюдяной

Сухой сверкает грот, закатом осиянный.

Сквозь плющ нависнувший и занавес лианный

Вплывает медленный вечеровой прибой.

Бюро, изрытое топорною резьбой,

И человек за ним — угрюмый и туманный –

В камзоле шерстяном времен британской Анны

Сжимает Библию мозолистой рукой.

Три века залегло от смерти Робинзона

До пламеней, что жгут вспоившее их лоно,

Что вьют багряный вихрь на стогнах у дворцов.

Но неистлевший прах священника скитаний

Всё льет свой вкрадчивый неуловимый зов, –

Зов к берегам чудес, в страну очарований.

1916

МАРОН

Обмякший пляж. Коричневая глина.

Оливковый базальт — галопом глыб.

В глухой воде — клинки холодных рыб

И ветровых разбегов паутина.

Прочерчивает бухтовый изгиб

Отполированный плавник дельфина,

И в вечер уплывает бригантина,

И гаснет вымпела червленый шип.

Топор и карабин, бурав, лопата,

Кремень, брезента клок, моток шпагата,

И я один — покинутый марон.

Но вольным вижу я себя Адамом.

Мой лоб загаром новым --">