Анна Александровна Баркова - Стихотворения

стала, иной?

Стала б я на все руки умелая,

С очень гибкой душой и спиной.

Непременно пролезла бы в прессу я,

Хоть бы с заднего — черт с ним! — крыльца,

Замечательной поэтессою,

Патриоткою без конца.

…Наторевши в Священном Писании,

Я разила бы ересь кругом,

Завела бы себе автосани я

И коттеджного облика дом.

Молодежь бы встречала ощерясь я

И вгоняя цитатами в дрожь,

Потому что кощунственной ересью

Зачастую живет молодежь.

И за это большими медалями

На меня бы просыпалась высь,

И быть может, мне премию дали бы:

— Окаянная, на! Подавись!

Наконец, благодарная родина

Труп мой хладный забила бы в гроб,

В пышный гроб цвета красной смородины.

Все достигнуто. Кончено, стоп!

И внимала бы публика видная

Очень скорбным надгробным словам

(Наконец-то подохла, ехидная,

И дорогу очистила нам!):

Мы украсим, друзья, монументами

Этот славный и творческий путь…

И потом истуканом цементным мне

Придавили бы мертвую грудь.

И вот это, до дури пошлое,

Мы значительной жизнью зовем.

Ах, и вчуже становится тошно мне

В арестантском бушлате моем.

Хорошо, что другое мне выпало:

Нищета, и война, и острог.

Что меня и снегами засыпало,

И сбивало метелями с ног.

И что грозных смятений созвездия

Ослепляют весь мир и меня,

И что я доживу до возмездия,

До великого судного дня.

1953

Чем торгуешь ты, дура набитая…

Чем торгуешь ты, дура набитая,

Голова твоя бесталанная?

Сапогами мужа убитого

И его гимнастеркой рваною.

А ведь был он, как я, герой.

Со святыми его упокой.

Ах ты, тетенька бестолковая,

Может, ты надо мною сжалишься,

Бросишь корку хлеба пайкового

В память мужа его товарищу?

Все поля и дороги залило

Кровью русскою, кровушкой алою.

Кровью нашею, кровью вражеской.

Рассказать бы все, да не скажется!

Закоптелые и шершавые,

Шли мы Прагой, Берлином, Варшавою.

Проходили мы, победители.

Перед нами дрожали жители.

Воротились домой безглазые,

Воротились домой безрукие,

И с чужой, незнакомой заразою,

И с чужой, непонятною мукою.

И в пыли на базаре сели

И победные песни запели:

— Подавайте нам, инвалидам!

Мы сидим с искалеченным видом,

Пожалейте нас, победителей,

Поминаючи ваших родителей.

1946, 1953

Ночь. И снится мне твоя рука…

Ночь. И снится мне твоя рука

На безумной голове моей. Ночь.

Постель холодная жестка,

За окном свистящий снеговей.

Словно сбились ветры всей земли

В буйный и нестройный пьяный круг

И мятеж свирепый завели,

Рушат все, ломают все вокруг.

И дрожит от ужаса жилье —

Наш приют и наш казенный дом,

Одеяла наши и белье —

Все казенным мечено клеймом.

Где-то строго охраняют лист

С записью преступных наших дел,

А за окнами злорадный свист:

«Восставайте с нами все, кто смел!»

1954

Благополучие раба

И вот благополучие раба:

Каморочка для пасквильных писаний.

Три человека в ней. Свистит труба

Метельным астматическим дыханьем.

Чего ждет раб? Пропало все давно,

И мысль его ложится проституткой

В казенную постель. Все, все равно.

Но иногда становится так жутко…

И любит человек с двойной душой,

И ждет в свою каморку человека,

В рабочую каморку. Стол большой,

Дверь на крючке, замок-полукалека…

И каждый шаг постыдный так тяжел,

И гнусность в сердце углубляет корни.

Пережила я много всяких зол,

Но это зло всех злее и позорней.

1954

Дурочка

Я сижу одна на крылечке, на крылечке,

И стараюсь песенку тинькать.

В голове бегает, кружится человечек

И какой-то поворачивает винтик.

Я слежу вот за этой серенькой птичкой…

Здесь меня не увидит никто.

Человечек в голове перебирает вещички,

В голове непрестанное: ток, ток.

--">