Юрий Александрович Джанумов - Стихи

ста лет, люди по-иному страдают, по-иному скучают или радуются, но за этой переменчивой житейской оболочкой не изменилось, да и не могло измениться, в сущности почти ничего.

Юрий Джанумов был поэтом, неизменность эту понявшим и на нее по-своему откликавшимся.

СТИХИ

«Всего не высказать в четверостишьях…»

Всего не высказать в четверостишьях,

Всего не спеть ни лютням, ни смычкам.

Страшнее бурь есть у души — затишья,

И есть начала, равные концам.

Мы путешествуем от колыбели

До той черты, где ожидает Смерть,

Но чьи глаза пытливые сумели

В ее чертог дорогу рассмотреть?

Так бродим мы, томимые желаньем

Со скрягой-счастьем перейти на ты,

Пока желать напрасно не устанем

И не растратим попусту мечты.

Все есть в продаже: совестью, любовью,

Свободой, честью — можно ль удивить?

Ты, время, лишь — ни золотом, ни кровью,

Ничем, нигде нельзя тебя купить.

В хрустальном мире ритмов и созвучий,

Душа, ты только скрипка, не смычок,

Благословим за подвиг их певучий

Всех, кто стихами в жизни занемог.

НА ПОЛЮСЕ

Мрачнеет даль за вихрем снежной пыли;

Вчера — буран, сегодня — ждем пургу.

Полярной спячкой скованные мили

И след саней на пройденном снегу.

Скрипят полозья и собаки, тужась,

Еще везут уже ненужный груз.

И мертвой хваткою сжимает ужас

Суровые сердца под мехом блуз.

Молчание овладевает нами.

Зато надежда шепчет все жадней…

Товарищи, — нам скоро быть врагами

При дележе последних сухарей.

И вот — привал, чтоб выкурить по трубке,

Чтоб переждать в палатке снеговерть.

Еще есть ром, — учтивая уступка,

Которую нам предлагает смерть.

Темно. Тепло. И длится бесконечно

Косноязычный вой эфирных волн…

И слышим мы, как ласковая вечность

Над нами лепит белый братский холм.

СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

В. Л. Пиотровскому

Пока под ливнем охлаждался камень,

Пока росло во мгле косноязычье —

Жестокими и нежными стихами

Ночь рассказала мне о Беатриче.

Я подходил к окну и жадно слушал,

Как били землю дождевые плети,

Как проносились вихрями сквозь душу

Многоголосые тысячелетья.

Да, в эту ночь пришло средневековье,

Изъеденное ржавчиной суровой,

И тронуло греховною любовью

Бессонницу мечтателя ночного.

Он был свидетелем переговоров

Наемной совести с отцеубийцей,

И различал, как мерили дозоры

Железным шагом тишину столицы.

На площадях горели медным жаром

Костры благоразумного закона.

Но страсть сожгла в неистовом пожаре

Для пытки предназначенные стоны.

О, Беатриче! — миг бывает сладок,

Напрасно ночь предчувствием пугает…

Ты задала мне тысячу загадок,

И ни одной душа не разгадает.

«Цветет миндаль и розовою пеной…»

Цветет миндаль и розовою пеной

Вскипает рощ весенних изумруд…

Как вырваться из солнечного плена,

Из золотых и жгучих этих пут?

Куда идти и по какой дороге, —

Не все ль сегодня равно хороши?

Не всюду ль щедро разбросали боги

Подарки для восторженной души?!

Так ласков этот день и так беззлобно

Вдруг налетает шалый ветерок, —

Как будто друга встретил он и обнял,

Целуя впопыхах в глаза, в висок.

Так безмятежен мир: ликуют птицы,

Трепещут бабочки; чисты, легки,

Клубятся облачные вереницы;

Цветет миндаль, роняя лепестки.

И кажется душе, что голубая

Преграда рушится — раскрылась твердь,

И рощами утраченного рая

Ей вновь, как встарь, позволено владеть.

«Ветер приносит мне запахи ночи…»

Ветер приносит мне запахи ночи,

Шорохи, шелесты, шепот и шум:

Город готовится спать и бормочет,

Что не взбредет ему, старцу, на ум.

Гаснет за стеклами свет --">