Сергей Маркович Гандлевский , Сергей Геннадьевич Круглов , Григорий Васильевич Медведев , Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев - Сборник стихов

Сборник стихов

Сергей Гандлевский. Три стихотворения

«Вот римлянка в свои осьмнадцать лет…»

Вот римлянка в свои осьмнадцать лет

паркует мотороллер, шлем снимает

и отрясает кудри. Полнолунье.

Местами Тибр серебряный, но пробы

не видно из-за быстрого теченья.

Я был здесь трижды. Хочется ещё.

Хорошего, однако, понемногу.

Пора «бай-бай» в прямом и переносном,

или напротив: время пробудиться.

Piazza de' Massimi здесь шлялись с Петей

(смех, а не «пьяцца» — чёрный ход с Навоны),

и мне пришло на ум тогда, что Гоголь

берёзу вспомнил, глядя на колонны,

а не наоборот. Так и запишем.

Вот старичьё в носках и сандалетах

(точь в точь как северные старики)

бормочет в лад фонтану.

А римлянка мотоциклетный шлем

несёт за ремешок, будто бадейку

с водой, скорее мёртвой, чем живой.

И варвар пришлый, ушлый скиф заезжий

так присмирел на склоне праздной жизни,

что прошептать готов чувихе вслед

«Хранят тебя все боги Куна…»

Подражание

«Into my heart an air that kills…»

A. E. Housman

Двор пуст и на расправу скор

и режет без ножа.

Чьё там окно глядит в упор

с седьмого этажа?

Как чье окно? — Твоё окно,

ты обретался здесь

и в эту дверь давным-давно

входил, да вышел весь.

«Когда я был молод, заносчив, смешлив…»

Когда я был молод, заносчив, смешлив,

раз, в забвенье приличий, я не пошёл

ни на сходку повес с битьём зеркал,

ни к Лаисе на шелест её шелков.

А с утра подался на Рижский вокзал,

взял билет, а скорее всего, не брал,

и примерно за час доехал до… —

вот название станции я забыл.

В жизни я много чего забыл,

но помню тот яркий осенний день —

озноб тополей на сентябрьском ветру,

синее небо и т. п.

В сельпо у перрона я купил

чекушку и на сдачу батон,

спросил, как короче пройти к реке —

и мне указали кратчайший путь.

В ивах петляла Истра-река,

переливалась из света в тень.

И повторялись в реке берега,

как повторяются по сей день.

Хотя миновало сорок лет —

целая вечность коту под хвост, —

а река всё мешает тень и свет;

но и наш пострел оказался не прост.

Я пил без закуски, но не косел,

а отрезвлялся с каждым глотком.

И я встал с земли не таким, как сел,

юным зазнайкой-весельчаком.

Выходит, вода пустячной реки,

сорок лет как утекшая прочь стремглав,

по-прежнему держит меня на плаву,

даже когда я кругом неправ.

Шли и шли облака среди тишины,

и сказал я себе, поливая траву:

«Значит, так» — и заправил рубашку в штаны —

так с тех пор и живу.

Сергей Круглов колокольчик цимцум

«В кафельной вселенной, уютной, как печь-голландка…»

В кафельной вселенной, уютной, как печь-голландка,

Прохладной, как бёдра русалки, вынырнувшей из пруда,

Как ночь Рождества, морозной и жаркой,

Серебряной, как в осенних чашах вода, —

Небеса как шкатулка медным ключиком открываются,

И в заветный день сентября

С изразцового неба в ладони твои опускаются

Звёзды, ангелы, рыбки, сердечки из янтаря.

А если в кафельном сказочном мире мышь заведётся,

И серою тишью будет пугать тебя, и грызть, и шуршать,

И в горлышке серой ангинной тоской заскребётся,

И ход изразцовых светил дерзнёт нарушать, —

Мы отворим вышину — пусть ветер в шторах гуляет! —

И там, в вышине,

Перистые коты Господни, её облака поймают,

Белые и лазурные на эмалевой белизне.

И пискнет мышь на зубах сторожей, и паутинкой алой

По небу закружит ветер её в серебряный лёт, —

И вот уж она дождинкой-кровинкой стала,

И пусть себе в нашем саду поздней ягодой в куст упадёт.

--">