Григорий Яковлевич Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Женщина мне встретилась в пути

В белом на асфальте размягченном.

Вежливо кривясь, я дал пройти,

Но остался полон я трезвоном.

Оттого, что сшиблись мы зрачками

На пороге остром встречи той,

И в мои – скатился пестрый камень,

Женщины кусочек золотой.

И ее улыбки алый хвостик

Молнией по жилам голубым.

И, как скрипки, друг о друга кости,

Мускулами музыка по ним.

И я шлю проклятья вам, культуры,

Что святую страсть за семь дверей,

Что в холодных, скучных и понурых

Страстных превратили дикарей.

14

Размером ледяным столетий

Миров поэма сплетена,

И со страниц полночи светят

Их золотые письмена.

То мысли звездные, как птицы,

На тонких жердочках лучей.

И чей-то дух в мирах томится,

И сам творец не знает чей.

И два героя, вечно двое,

Два брата странных, рай и ад,

Метелью млечной вечно воют

И струны ребер шевелят.

И женщин дюжины лихие

Выходят из костей мужчин.

И в каждой новая стихия,

И страсть мышиная пищит.

А шпоры звезд, – им вечно звякать.

Миров поэма такова.

И, как поэмы в мире всякой,

Ее не кончены слова.

15

Цвела вселенная другая,

Огнем бессмертия цвела,

И с раскаленных звездных гаек

Не сыпалась на землю мгла.

И не было самой земли-то,

А было сердце из огня.

В нем все земные были слиты

И то, что там, внутри меня.

Огнистой шерстию обросший,

Как зверь, метался рыжий шар.

Незримой инфракрасной ношей

На нем болталася душа.

Но время занавес спустило.

Огня, как рампа, гасла прыть.

И толп воды глухая сила

Подмостки суши стала рыть.

И с той поры доселе длится

Антракт безумный, роковой.

И звезд гримасничают лица,

И волн и строк не молкнет вой.

16

Быть может, я тебя наивней,

Но верю я в грядущий век.

Подымет счастие на бивни

Древнейший мамонт – человек.

Залезет лапой закорузлой

В зарю оранжевых садов.

И новых рек иные русла

Омоют бедра городов.

Вздохнут невиданные крылья,

Решетки зла преодолев.

И лунный мед мужчина выльет,

Как в ночь египетскую лев.

И будет женщина иначе

И раздеваться и рожать.

И жизнь, рождаясь, не заплачет.

И смерть не выйдет из ножа.

А солнце в блузе неба синей

Златые руки засучит

И всей охапкой людям кинет

Колосья новые – лучи.

17

Мы не воруем, переходим

Один в другого мы.

Переселенье муз в природе.

Так звезды на скрижалях тьмы.

И был Гомер, и был Гомерик.

И тот же звон, биенье то ж

Проходит и на вечность мерит

Певца немолкнущую дрожь.

Себя найду во многих, знаю.

И многих я найду в себе.

Над бездной я иду по краю.

И та же синь в моей судьбе.

18

Не уйдешь и не укроешь

Змей, мечей, миров, дорог…

Сердце алое такое ж

В этих черных ребрах строк.

Но другие, снеговые

Улыбаются меж тех,

Гнут невидимые выи,

Непокорные мечте.

Рельсы белые на шпалах

Букв обугленных речей.

Здесь промчались в искрах алых

Паровозы всех ночей.

Строки между строк, лишь по три

В четных врезались строфах.

Но их пламень белый смотрит

В триста глаз, сердец и плах.

19

Вильнет столетий длинный хвост.

Автомобиль – в музейных стенах.

Как сено, радий будет прост,

Как вила, радиоантенна.

Лишь археолог будет знать

Существованье мотоцикла.

Давно в народ, как прежде в знать,

Скучища смертная проникла.

Поэтов нынешних, как древних,

Пред сном откроет кто-нибудь, --">