Анатолий Владимирович Жигулин - Летящие дни

безусым,

По счастью, в бою не почил,

Не успел проявить

Свою волю, отвагу и храбрость,—

Но одну — «За победу» —

Законно медаль получил.

А потом —

Юбилейных и памятных —

Много прибавилось к этой медали.

Юбилейных и памятных —

Желтых кружков дорогих.

Сорок лет пронеслось

После нашей Великой Победы,

И медали чеканятся вновь

На Московском Монетном дворе.

Сорок лет пронеслось…

Из одной — стало восемь наград.

А у тех, кто навеки уснул

На великой Российской равнине —

Ни едной медали

И льгот — никаких…

Для них утешенье —

Победа.

1984

ВАЖНЕЕ МЕДАЛИ

                       1

Я мальчишкой вытаскивал мины

Из тяжелой весенней земли.

А вдали розовели руины.

И подснежники рядом цвели.

Три взрывателя в каждой «кастрюле».

Три чеки, три стальных проводка.

И стальные — как шарики — пули.

Чуть приплюснуты, сжаты бока.

Надо в землю спокойно вглядеться,

Каждый стебель проверить не раз.

Вот и мина. Куда же ей деться

От моих настороженных глаз.

Как легко я тогда рисковал!

Нынче вспомнишь — и сердце сожмется.

Я стальные коробки вскрывал,

И сияло на шариках солнце.

Был я в метре от вечного сна.

И цветы наклонялись прощально.

Но была моя жизнь изначально

Для чего-то другого нужна.

                       2

Если я не участник войны,

Это, граждане, вовсе не значит,

Что страдания мне не больны,

От которых и взрослый заплачет.

Я участник большого огня.

Когда стены родные пылали.

«Мессершмитты» стреляли в меня,

Злые «юнкерсы» бомбы бросали.

Я родился в тридцатом году.

И годами для фронта не вышел.

Но хлебнул фронтовую беду

Среди белых воронежских вишен.

Я частенько в больницах лежу —

Крепко голову пуля задела.

Я о мерзлых распадках пишу.

Впрочем, это особое дело…

Не смущайте вопросом меня,

Почему мне медали не дали.

Я участник большого огня.

Это, может, важнее медали.

1984

СЕРЖАНТ РЫБАКОВ

                 Осмотрено, мин не обнаружено.

                 Сержант Рыбаков…

                 Разминировано.

                 Сержант Рыбаков.

                            Надписи на руинах Воронежа, 1943 г.

Был он юный, но очень серьезный.

Понимал как сапер — изнутри,

Над какою погибелью грозной

Колдовал от зари до зари.

Это мы понимали и сами,

Рядовые мальчишьих полков.

На три года всего с месяцами

Был он старше, сержант Рыбаков.

Но не страшно мне было нисколько.

Он меня, словно старший мой брат,

Называл по-ребячески:

— Толька!—

Я — по званью:

— Товарищ сержант!

Но тревожно мне было признаться,

Слышать голос его ледяной:

— Отойди-ка, брат, метров на двадцать

Или спрячься за той вон стеной.

Не случайна была с укоризной

Строгость синих прищуренных глаз.

Ведь сапер ошибается в жизни,

Как известно, один только раз…

И ушли они с фронтом на Запад.

Но остался со мной навсегда

Этот горький тротиловый запах,

Этих лет горевая беда.

Было много и крови, и жажды.

И фугасных,

И прочих силков…

Если вы не ошиблись однажды,

Отзовитесь, сержант Рыбаков!

1985

ОСВОБОДИТЕЛЯМ БЕЛГРАДА

В этом парке белградском

Я видел впервые,

Как из разных столиц,

Из далеких сторон

Поклониться погибшим

Спешили живые,

Словно в горестный день

Похорон.

На рябинах алели

Кровавые пятна.

И притих в ожиданье

Скорбящий народ.

Вдруг сказали по-сербски,

Но очень понятно:

— Русских, русских

Скорее вперед!

И мы вышли вперед —

Я и Лазарь Карелин.

Лазарь здесь воевал,

Я встречался с войной

Вдалеке.

Югославские --">