Ольга Федоровна Берггольц - Стихи

газете «Советская степь» (ныне «Казахстанская правда») людей было мало, а работы много. Редакция газеты состояла из отделов, а отделы из секций. Меня назначили в сельскохозяйственный отдел и поручили следующие секции: хлопководства, технических культур (кендырь, кенаф, тау-сагыз и другие таинственные растения), животноводства и секцию оседания кочевников на землю. Уроженка Невской заставы, коренная горожанка, я понятия не имела ни о тау-сагызе, ни об овцеводстве, ни об оседании кочевников. Я ни в малой мере не была ни скотоводом, ни агрономом, — но я была комсомолкой, верней мы, поколение, были комсомольцами, и первая пятилетка звала, трубя в свои почти военные трубы — те, о которых мечтали мы в отрочестве; и мы твердили: «Ты рядом, даль социализма!» — и верили в это; мы учились неизвестным вещам на ходу, упрямо и жадно, учились теоретически и практически, — и сдавали в газету неровные подборки, то вдохновенно удачные, то беспомощно ошибочные…

Я работала разъездным корреспондентом газеты, и эти длительные командировки в глубинки, в оседающие колхозы, — помогали мне больше всего. О многом из того периода жизни я рассказала тогда же в одной из первых очерковых книг «Глубинка» (очень наивная, слабая и тем самым какая-то милая книга, как вижу я теперь); частично в повести «Журналисты»; я вспоминала Казахстан и его степи во многих строках разных стихов; я пишу о нем во второй части «Дневных звезд».

Когда Николая призвали в армию, я вернулась в Ленинград, к дочке и маме. Я стала работать на заводе «Электросила», в заводской многотиражке, редактором комсомольской страницы. Кроме того, была агитатором и пропагандистом, а затем историком завода. Я пошла на завод не для того, чтобы «изучать жизнь». Такого вопроса вообще передо мной и не стояло. Мне просто нужно было, как всем людям, где-то трудиться, зарабатывать на существование, но так, чтобы эта деятельность стала смыслом сознательной жизни, наполняла душу, была частью той огромной работы, которую проделывала тогда наша страна. И это так и было. «Электросила» создавала в то время первые мощные гидрогенераторы для Днепра, весело и напористо перегоняла Америку в темпах и качестве, почти все ночи ее были штурмовыми, а «утро встречало прохладой»… Я бесконечно благодарна судьбе за то, что мне довелось прожить лучшее время молодости среди ленинградского рабочего класса на этом заводе, не как наблюдателю, а как пусть скромнейшему, но все-таки участнику общего дела. Запас «электросиловского» материала у меня неисчерпаем и ждет своего литературного воплощения.

На «Электросиле» меня приняли в кандидаты партии.

В ту осень, когда я поступила на работу в редакцию заводской многотиражки, произошло еще одно, быть может, самое значительное событие в моей биографии: редактор первых моих стихотворных и прозаических книг для детей Самуил Яковлевич Маршак познакомил меня с Алексеем Максимовичем Горьким. Общение с Горьким, душевное и какое-то необычайно серьезное, продолжавшееся вплоть до его смерти, оставило во мне след неизгладимый и в жизни, и в писательской моей работе. Мне вообще очень посчастливилось с учителями: первыми моими опытами в литературе руководил такой умелый мастер и такой большой человек, как Самуил Яковлевич Маршак. Строго и доброжелательно разбирала тогдашние слабенькие стихи мои Анна Андреевна Ахматова, которая и позже, когда я уже писала главные свои поэмы, и до сих пор помогает мне своим добрым и мудрым советом. Первую книжку моих стихов сурово редактировал Николай Семенович Тихонов. И, наконец, большое письмо об этой маленькой книжке прислал мне Алексей Максимович Горький. В этом письме были строки, определившие мою рабочую дорогу. Книга понравилась ему, и он между другими строками писал, что стихи ему «кажутся написанными для себя, честно, о том именно, что чувствуется Вами, о чем думаете Вы»… Писать честно, о том именно, что чувствуешь, о том именно, что думаешь — это стало и есть для меня заветом, тем более что я ни на миг не могла, не могу и никогда не смогу отделить себя от всех остальных людей, от их труда и судьбы.

В начале 1937 года меня обвинили «в связи с врагами народа», арестовали, исключили из партии… Во второй половине 1939 года я была освобождена и вернулась в пустой наш дом (обе доченьки мои умерли еще до этой катастрофы). Душевная рана наша, моя и Николая, зияла и болела нестерпимо. Мы еще не успели не только понять что-либо, но и --">