Светлана Арро - Опасный диалог

Светлана Арро Опасный диалог

Памяти Георгия Жжёнова

Не камаз ли

По колымской

По дороге

Не для масла

Подкалымить

Тащит ноги?

Обожжённые

Метелью

И позёмкой,

Жору Жжёнова

Метелят

Злые съёмки.

Смотрит горько.

Видит зорьку

Всю в железе.

Он не сдался,

Жив остался

В том ликбезе.

Едут сутки.

Третьи сутки.

Здесь он гнулся.

Летят утки

И два гуся —

Разогнулся.

Тёмной ночью

Холод точит,

Как мальчишку.

Эх, начальник,

Мне бы чайник

Да ружьишко.

На, земеля!

И без шуток!

Ночью тёмной

Пусть подстрелят

Пару уток,

Да не стрёмно.

Вспоминая

Разгильдяя

Вертухая,

Он охоту

У болота

Пузом знает.

Тише едут —

Дальше будут.

Остров Русский.

Пусть вовеки

Не забудут

Берег узкий.

Летом мыли

Золотишко,

Спины гнули.

Зла и холода

Излишки

Заглонули.

В этой речке

Шоферюгу

Убивали.

Мы подлюгу

К его печке

Не пускали.

Утопил он

Письма наши

В речке этой.

Не дожил он

Ни до каши,

Ни до света.

Вот он, лагерь.

Без отключки

Сердце рвётся.

Живы флаги,

И колючка

Остаётся.

Только где же

Тот барак

И рядом вышка?

Зубья реже.

Нет собак.

Ни дна, ни крышки.

Вы потише —

Вохра слышит

От актёра.

С пудом соли

Жизнь здесь в роли

Режиссёра.

На вопросы

Он сквозь зубы

Отвечает:

Вроде, взрослый,

А ни в зуб

Не понимает.

Память тонет —

Не потонет.

Рядом сопки.

Сердце воет.

Печень ноет.

Вынем стопки!

Тотентаг^[1] на кладбище в Раунхайме

Посвящается погибшим в Раунхайме

в Германии в апреле 1945 года

угнанным из России молодым людям

и русской женщине Александре Ранг,

воскресившей память о них

У кладбищенской стены

В карауле ели.

До конца большой войны

Месяц да неделя.

Двор фабричный, частокол

Проволоки колючей.

Встал на Майне на прикол

Катер невезучий.

Погибали здесь зазря

Русские девчонки.

В черной форме егеря

Береглись в сторонке.

Крутит бомбу нац-эксперт.

Вертится взрыватель.

Получает свой десерт

Главный поджигатель.

Рубят лес — летит щепа,

И бомбить не надо.

Красной сделалась тропа

Яблонева сада.

Двадцать шесть невинных душ.

Остовки — рабыни

В цвете яблонь, слив и груш

Гибнут на чужбине.

Через сорок долгих дней

Души отлетают.

А победа у дверей

Урожай снимает.

У кладбищенской стены

На граните список.

На исходе той войны

Сад фруктовый высох…

Колокольня

В платье, сотканном из плюща,

На уличном подиуме колокольня.

Ей не нужно ни модной обуви, ни плаща.

Ей не холодно и не больно.

Горделива и хороша,

Фигуряет перед прохожим.

Продувная её душа

На божественную не похожа.

Запрограммированы колокола

И гудят себе дважды в сутки.

Если бы ни двора, ни кола, —

А то целый храм берёт на закутки!

Пирамидальный бетонный лес,

Протестантская сдержанность и мера

Не примут ни мифов, ни чудес,

Ни заблуждений

И никакой химеры.

Откуда здесь взяться ереси?

Где родится пророк?

Откуда крылья вырастут для полёта?

Но плющ зелёный

Так невообразимо высок,

Но крест на башне

Тянется к самолёту!

Опасный диалог 1983 года

— У вас продаётся славянский шкаф?

Но шутку парень не принял.

Таинственный вид и --">