Сергей Маковский - Год в усадьбе

милое, осеннее, прости!

Октябрь («Спадает зной, хоть и слепят лучи…»)

Осиротел бассейн. Давно ли дружно

в нем отражались купы старых лип,

и блеск играл золотоперых рыб,

и шелестел фонтан струей жемчужной…

Теперь он пуст, теперь его не нужно.

В немых аллеях только ветра всхлип,

синицы писк, дуплистых вязов скрип,

да ты, печаль моя по дали южной!

Примолкла жизнь, далёко племена

болтливых птиц, кроты зарылись в норах.

Лишь воронье: кра-кра! И тишина.

Куда ни глянь — пожухлых листьев ворох…

Безлюдье, грусть, сухой предзимний шорох

и первых заморозков седина.

Ноябрь («Пошел снежок, запорошило путь…»)

Пошел снежок, запорошило путь.

В санях — беда, а не берут колеса,

того гляди, раскатишься с откоса,

да милостив Господь, уж как-нибудь!

В усадьбе от забот все смотрят косо,

зима не ждет и людям не дохнуть:

капусту рубят, мерзлую чуть-чуть,

валяют шерсть, просеивают просо.

Мелькают дни в трудах по пустякам,

а сумрак стелется туманно-сизый.

Взойдет луна, в серебряные ризы

оденет сад и тронет, по стенам

диванной, завитки тяжелых рам,

рояль в углу, паркеты и карнизы.

Декабрь («Сегодня Рождество, сегодня елка…»)

Сегодня Рождество, сегодня елка,

сегодня в детской с самого утра

такой содом — шум, беготня, игра,

Чуть сбилась набок нянина наколка.

А под-вечер столпилась детвора

и сказку слушает про сера-волка.

Да перед сном не жди от сказок толка, —

я тороплю ребят: Ну, спать пора!

Не тут-то было. — Сказку, молят слезно, —

еще одну, пожалуйста, одну!

— Нет, дети, спать, — я повторяю грозно.

И в теплую, живую тишину

все погрузилось… Входит няня. — Ну?

Что дети? — Спят. И полночь бьет. Как поздно…

Январь («Бело-бело, все снегом замело…»)

Бело-бело, все снегом замело,

блестят алмазами поля-пустыни.

Бело-бело, а небо — яхонт синий.

Посмотришь в сад сквозь мерзлое стекло,

и не узнать: там чудо расцвело,

пушистым кружевом заплелся иней…

Уж подан чай. Дрова трещат <в камине.

Кот жмурится. Светло, тепло, жило.

Мальчишки на дворе слепили турка,

пыль от снежков столбом и смех до слез

— Слышь, вы! Не холодно? — Что за вопрос!

А в сказочном бору сигает юрко

косой беляк, и бродит Дед-Мороз,

и о весне задумалась Снегурка.

Февраль («Взметает, громоздит, взлохмачивает снег…»)

Взметает, громоздит, взлохмачивает снег,

разбушевалась — ух! — крутит ночная вьюга,

нахмуренной зимы бездомная подруга,

и чудится, метель не отгорюет век.

В угрюмых пустырях, над гладью белых рек

снует голодный волк и, торопя друг друга,

не зная выхода из заклятого круга,

храпит усталый конь и стынет человек.

Как души грешные над братскою могилой,

в пушистом саване взметнутся сосны вдруг…

Скорей бы огонек! Да нет, все уже круг,

бушует ветер злей и буйной хлещет силой.

Кружит сам леший тут… И в зарощи: тук-тук…

Остановился конь. О, Господи, помилуй!

Март («На мартовском снегу еще скрипучий наст…»)

На мартовском снегу еще скрипучий наст,

а с крыш веселые забрызгали капели

и шапки белые в саду стряхнули ели.

Воркует голубь, смел, нахохлен и грудаст.

Весна! Пасхальный звон в ее волшебном хмеле.

Не рано ль? Но мечтать кто в марте не горазд?

И воздух млеющий живым теплом обдаст,

и слышишь, как поют весенние свирели.

В лугах подтаявших пузырятся ручьи

и тронулись пушком чуть розовым рябины.

Упавшие черны, как угли, хворостины.

Вез устали в кустах стрекочут воробьи.

Крестьяне на гору из синей полыньи

везут прозрачные и голубые льдины.

--">