Варлам Тихонович Шаламов , Даниил Леонидович Андреев , Юз Алешковский , Надежда Августиновна Надеждина , Анатолий Владимирович Жигулин , Юрий Иванович Чирков , Лев Платонович Карсавин , Юрий Алексеевич Казарновский , Николай Алексеевич Заболоцкий , Юрий Осипович Домбровский , Ольга Львовна Адамова-Слиозберг , Сергей Александрович Бондарин , Анна Александровна Баркова , Павел Николаевич Васильев , Семен Самуилович Виленский , Борис Натанович Лейтин , Павел Александрович Флоренский , Сергей Александрович Поделков , Лазарь Вениаминович Шерешевский , Александр Леонидович Чижевский , Елена Львовна Владимирова , Юрий Павлович Нольден Трубецкой , Андрей Анатольевич Загряжский , Мария Кузьминична Терентьева , Арсений Михайлович Стемпковский , Юрий Васильевич Грунин , Юрий Александрович Стрижевский , Татьяна Ивановна Сухомлина-Лещенко , Наталья Милиевна Аничкова , Вадим Гаврилович Попов , Платон Иосифович Набоков , Светлана Ивановна Шилова , Александр Александрович Тришатов , Михаил Николаевич Фроловский , Макс Кюнерт , Владимир Кемецкий Свешников , Александр Александрович Панкратов - Средь других имен

прозу. Нельзя писать стихи двоим в одной маленькой комнате… В лагере, где для нас, заключенных, бумаги не было, меня снова потянуло к стихам».

Мы помним явление Музы Пушкину:

В те дни в таинственных долинах,

Весной, при кликах лебединых,

Близ вод, сиявших в вышине,

Являться Муза стала мне.

Но так же, как Пушкину в прекрасных Царскосельских садах являлась Муза, являлась она лагерному поэту на пересылке, в смертном стационаре. Потрясает передачей реальнейшего ощущения присутствия поэзии стихотворение А. А. Тришатова (Добровольского):

Больной… А утром шел этап.

Среди мешков, узлов, котомок,

Нечеловечески устав,

Мы все попадали, как кто мог.

Я уснул. Живой едва…

(Не выдержу такого груза).

Меня позвали: — Батя! К вам! —

В дверях в барак стояла Муза.

А. А. Тришатов (Добровольский) — старый писатель, печатавшийся еще до революции и тогда замеченный критикой, после революции отошел от литературы, служил в учреждениях, был библиотекарем; в заключение он попал после войны, в конце сороковых годов (по делу Даниила Андреева). В лагере он вновь начинает писать, в стихотворении о возвратившемся вдохновении звучит радость, почти счастье, свои стихи он называет Антигоной — именем известной по древнегреческой мифологии дочери фиванского царя Эдипа, которая сопровождала изгнанного и слепого отца в его скитаниях на чужбине.

Все отняли, что могли отнять.

Конченый, забытый, чуть живой я…

Вдруг я понял. Около меня

Кто-то есть. Я не один. Нас двое.

Кто-то поднял с пола и земли,

И повел, и стал поводырем мне.

И слова, как крылья, повлекли

Все сильней, все шире, все огромней.

«…Кончилась отверженность моя.

Дочь опять вернулась в отчье лоно.

О, отец! Пойдемте! С вами я.

Ваша Песня, ваша Антигона».

В «Архипелаге ГУЛАГ» А. И. Солженицына есть глава, посвященная поэтам-лагерникам, «подпольным поэтам», как он называет их, и, рассказывая о них, он восклицает в удивлении: «Сколько же среди людей поэтов! — так много, что поверить нельзя!» И снова спрашивает: «Да сколько же их?!» Сколько было поэтов в лагере, мы, скорее всего, никогда не узнаем, даже если станут доступны архивы: такой статистики ГУЛАГ не вел. Членов Союза писателей было репрессировано, по данным Комиссии по литературному наследию репрессированных писателей, около двух тысяч человек; списочный состав Союза писателей на 1934 год — 2500 человек, в 1941-м — около 3000, в 1954-м — 3695. Среди репрессированных были известные поэты: С. Клычков, Н. Клюев, Я. Смеляков, Л. Мартынов, П. Васильев, Б. Корнилов, Н. Заболоцкий, О. Мандельштам, В. Нарбут, И. Приблудный, А. Шевцов, П. Орешин, М. Герасимов, Д. Хармс, В. Князев и другие. Но большинство «подпольных поэтов» не являлись до ареста членами Союза писателей. Наверное, процент литературно одаренных людей среди заключенных был приблизительно такой же, как и среди вольных. Поскольку репрессировано было, по подсчетам историков, около 60 миллионов — население современной Франции, — то и поэтов должно быть среди них соответственное количество.

Лагерные поэты писали, не зная друг друга и не зная творчества друг друга, там не было литературной среды (счастливые встречи литераторов чрезвычайно редки), не было литературных объединений, групп, каждого из них питала не ближайшая литературная среда, а непосредственно — вся поэзия — мировая, русская классика, современная поэзия, создаваемая на воле (последняя для лагерных поэтов часто бывала отрицательным примером, ее пародировали и опровергали). Поэтому из-за отсутствия так называемого «литературного быта» в лагерной поэзии почти нет формальных (не говоря уж о формалистических) поисков, в ней первенствует содержание. Это, конечно, не исключает работы над формой, тем более что способ сочинения стихов, многократная проверка на слух способствовали отточенности как смысловой, так и звуковой. В лагерях литература как бы вернулась к своему великому источнику — устному народному творчеству, с тем, правда, отличием, что имена авторов фольклорных произведений за ничтожнейшим исключением нам неизвестны и никогда не станут известными, а лагерная устная литература в --">