Юрий Михайлович Агеев - Портреты

Столетьями не посещал

Проезжий, и лишь луч

Случайный на окне играл,

Пробившись из-за туч.

Бальзак

В Париже тоска. Обладатели благ

Уходят в игру и сгорают в разврате.

А ночью — разбои. А где-то Бальзак

В пути или пишет, готовясь к расплате.

Когда набегают на город дожди,

Летя на зонты и открытые платья,

Он слышит, как капли стучат: «Не плати!

Клейми кредиторов дурное занятье…».

Он слышит, как хлещет вода по камням:

«В Париже тоска и от этого ливень

Идет по мечтам и утраченным дням,

По крышам карет, лошадям, торопливо…».

В такую погоду Гобсек у огня,

Вотрен в пансионе, Люсьен — у Голландки,

И Понс, боязливо к кузине звоня,

Готовит старинный футляр для помадки.

Устав от рулетки, уснул Растиньяк,

И чей-то успех отмечают шампанским.

А кто-то болеет. А где-то Бальзак,

Окончив роман, собирается к Ганской.

Дюма

Дюма писал, ни дня без строчки,

Листы слетали со стола,

И ворот порванной сорочки

Белел из ближнего угла.

Дюма работал одержимо,

Меняя перья, стиль, слова.

И где тут было до режима,

Когда кипела голова!

Сверкали шпаги мушкетёров,

Убийцы крались в темноте.

И разрешенье всяких споров

Шло, как всегда, на высоте.

А исчезало вдохновенье,

И боль не отпускала глаз, —

Писатель, оборвав крепленья,

Срывался в Русь и на Кавказ.

И, впитывая воздух,

Метнувшись вглубь степей орлом,

Он забывал науку торных

Путей и роскоши — на слом.

Когда же он сполна заплатит

Связавшей гений с ремеслом,

Судьбе? — Когда уже не хватит

Бумаге места под столом!

Стивенсон

Роберт Льюис Стивенсон,

Где твои герои?

Жизнь проходит, словно сон,

Мир наш не устроен.

Яхта мчится по волнам,

Рассекая воздух…

Где тот остров, что был нам

Послан в сладкий отдых?

Нет безоблачных времён, —

Есть хорошие недели,

Шпага принца Флоризеля,

Верный друг, стрела у цели

И надежда, что спасён…

Где ты, Роберт Стивенсон?

Рэй Брэдбери

Бумага и ручка лежат на столе,

Машинка ржавеет без дела.

Писатель болеет, он вновь не в седле,

Хандрит непослушное тело.

За окнами сад, уходящий к реке,

И небо синеет бездонно.

В такой бы вот день ускользнуть налегке,

Приникнув к окошку вагона.

Сначала мерещилось что-то одно, —

Он мысленно это поправил.

Фигура врача заслонила окно,

И сон стал реальнее яви.

Дух снова воспрянул и всё превозмог,

Что было бы тщетно на деле.

Болезнь отступила и сжалась в комок,

Назавтра он встанет с постели.

Но таяли годы в предутренней мгле,

Прервав, наконец, постоянство,

И яблоки Солнца летели к Земле,

Сжигая лучами пространство…

Чехов

Вот здесь пенсне его лежало,

Там — ручка и стопа бумаг,

Тут кресло, где дремал устало,

Но сон не приходил никак.

Уйдя сюда от прототипов,

Поняв, что всё на волоске,

Дыша прерывисто и с хрипом,

Спешил оставить жизнь в строке.

Не приведи, Господь, чтоб кто-то

Увидел, что ему пришлось.

Есть книги, как щемящей нотой,

Пронзающие нас насквозь.

Гумилев

Время до пули лишь на полстрочки,

И не успел пожить.

День в разговорах, ночь в одиночке,

Утро не отложить.

Выпасть из круга прямо на бойню

Просто, как уцелеть,

Если ведешь себя, как покойник,

А если нет, то смерть.

Что же, разбить свою скорбную лиру

И умереть в тени,

Или запеть назло конвоирам:

«Боже, царя храни»?

Цветаева

С цветка ещё ни лепесточка

Не сорвано и жизнь в руках.

Смешна профессорская дочка

В чепце и розовых очках.

В каюте-комнате, упрятав

Под звёзды в алом известь стен,

Она лелеет --">