Георгий Аркадьевич Шенгели - Раковина

ГЕОРГИЙ ШЕНГЕЛИ РАКОВИНА

Посвящаю жене моей Юлии Владимировне Шенгели.

«Ты помнишь день…»

Ты помнишь день: замерзла ртуть; и солнце

Едва всплыло в карминном небосклоне,

Отяжелевшее; и снег звенел;

И плотный лед растрескался звездами;

И коршун, упредивши нашу пулю,

Свалился вдруг. Ты выхватил кинжал

И пальцем по клинку провел, и вскрикнул:

На сизой стали заалела кожа,

Отхваченная ледяным ожогом…

Не говори о холоде моем.

1919.

МУЗЕ

Я скрипку в прорубь окуну,

На льдяном ветре заморожу

И легким пальцем потревожу

Оледеневшую струну.

И ломкий заостренный звук

Мне в ухо льдинкою вопьется,

И, как зубная боль, прервется

От музыки теченье мук.

Но, отогретая, совсем

Немой и сонной станет скрипка..

Ошибки не смягчит ошибка:

Ты хочешь, чтобы стал я нем?

Скорбишь о холоде моем?

Скучаешь по другом, горячем?

Мечтаешь, как с цыганским плачем

С тобой мы о любви споем?

Ведь ты ж сама день ото дня

Со мной была все боле строгой, —

Так пожалей же и не трогай,

И не отогревай меня.

1922

«В граненной проруби…»

В граненной проруби, в крутых отрезах льда

Сапфиром залегла тяжелая вода.

И пар, чуть розовый, слегка зарей облитый,

Восходит облачком и чистой Афродитой

Оплотневает там, в полярных небесах.

От белых риз ее летит к нам белый прах.

И замирает взор, лебяжьим пухом нежим,

И любят девушки умыться снегом свежим.

1918.

НАДПИСЬ НА СТАТУЕ

В полдень и полночь

Ты можешь

Ощупать сей камень прохладный,

Все

Изгибы его

Чуткой изведать рукой,

и,

Чтобы радость твоя

Стала полной И весской,

И вечной, —

Хладное имя ему

Пусть изваяет

Поэт.

1921.

ПОЭТУ

Да, стиснуть зубы, губы сжать, как шпагу

Перо в тугие пальцы вплавить, сердце

Взнуздать и мысль рассечь ланцетом, — вот

     Поэта полуночный подвиг.

Да, только в молнийной игре, во вздохах

Насоса нагнетательного, в звонах

Дрожащих исступленных рычагов,

В порхании, в свистящем лете поршней,

Отмеривающих стихи и строфы,

Ты золото из глубины подымешь

И вверх его по жолобу косому

Тяжелой песней устремишь. А там —

Пусть сыплется густым золотопадом,

Расплескиваясь оземь, в дробь зернится,

В мельчайший бисер. Ах, не все ль равно:

Ветр дует в парус и подолы крутит,

Но мчится, мчится, мчится. Будь и ты

Подобен ветру. Но стреми не воздух,

А весскую, а золотую жидкость, —

Настой давно угаснувшего солнца.

1921.

ПОЭТАМ

Друзья! Мы  —  римляне. И скорби нет предела.

В осеннем воздухе разымчиво паря,

Над гордым форумом давно отпламенела

Золоторжавая закатная заря.

Друзья! Мы — римляне. Над форумом державным

В осеннем воздухе густеет долгий мрак.

Не флейты слышатся: со скрипом своенравным

Телеги тянутся, клубится вой собак.

Друзья! Мы — римляне. Мы истекаем кровью.

Владетели богатств, не оберегши их,

К неумолимому идем средневековью

В печалях осени, к томлениях ночных.

Но будем — римляне! Коль миром обветшалым

Нам уготован путь по варварской земле,

То мы труверами к суровым феодалам

Пойдем, Орфеев знак наметив на челе.

Вливаясь в музыку, рычанье бури — немо.

Какое торжество, друзья, нас озарит,

Когда, отъяв перо от боевого шлема,

Его разбойник-граф в чернила погрузит.

Пусть ночь надвинулась. Пусть мчится вихрь пожара

К моим пророческим прислушайтесь словам:

Друзья! Мы — римляне! И я приход Ронсара

В движении веков предвозвещаю вам!