Вадим Габриэлевич Шершеневич , Сергей Третьяков , Анатолий Васильевич Фиолетов - Авто в облаках

не играет на рояли.

Восковая пастушка ушла на поклоненье,

А оловянный гусар по ней страстью томился:

Он не знал, что в гостиной, где еиния тени,

В конфектной коробке кобольд родился.

Нарушение гармонии

Ультрамариновое небо,

От бурь вспотевшая земля,

И развернулись желчью хлеба

Шахматною доской поля.

Кто, вышедший из темной дали,

Впитавший мощь подземных сил,

В простор земли печатью стали

Прямоугольники вонзил.

Кто, в даль впиваясь мутным взором,

Нажатьем медленной руки

Геодезическим прибором

Рвет молча землю на куски.

О Землемер, во сне усталом

Ты видишь тот далекий скат,

Где треугольник острым жалом

Впился в очерченный квадрат.

И циркуль круг чертит размерно,

И линия проведена,

Но все-ж поет, клонясь неверно,

Отвеса медного струна:

О том, что площади покаты

Под землемерною трубой,

Что изумрудные квадраты

Кривой рассечены межой;

Что пыльной мглою опьяненный,

Заняв квадратом ближний скат,

Углом в окружность заключенный,

Шуршит ветвями старый сад;

Что только памятник, бессилен,

Застыл над кровью поздних роз,

Что в медь надтреснутых извилин

Впился зеленый купорос.

Гимн Маяковскому

Озверевший зубр в блестящем цилиндре –

Ты медленно поводишь остеклевшими глазами

На трубы ловящие, как руки, облака,

На грязную мостовую, залитую нечистотами.

Вселенский спорстмэн в оранжевом костюме,

Ты ударил землю кованным каблуком,

И она взлетела в огневые пространства

И несется быстрее, быстрее, быстрей…

Божественный сибарит с бронзовым телом,

Следящий, как в изумрудной чаше Земли,

Подвешенной над кострами веков,

Вздуваются и лопаются народы.

О Полководец Городов, бешено лающих на Солнце,

Когда ты гордо проходишь по улице,

Дома вытягиваются во фронт,

Поворачивая крыши направо.

Я, изнеженный, на пуховиках столетий,

Протягиваю тебе свою выхоленную руку,

И ты пожимаешь ее уверенной ладонью,

Так что на белой коже остаются синие следы.

Я, ненавидящий Современность,

Ищущий забвения в математике и истории,

Ясно вижу своими все же вдохновенными глазами,

Что скоро, скоро, мы сгинем, как дымы.

И, почтительно сторонясь, я говорю:

«Привет тебе, Маяковский!»

Исидор Бобович

Пещерные люди

Мы рычали хриплыми голосами,

Широко раскрывая хищный рот,

И жадно припадали сухими губами

К зеленой влаге гнилых болот.

И когда насыщали миазмы

Душный ветер в крутых горах,

Проступали зловонные язвы

На поросших шерстью телах.

И луна, как мутный пузырь желчи,

Горела в зловещие вечера;

В лесах слышался лай волчий,

И с деревьев сползала кора.

И когда наступал у нас голод,

И желудки сжимались, как пустые меха,

Нас гнал щетинистый холод

От мерзлого ложа зеленого мха,

Устремлялись мы толпою пьяной

От гнойных болот в ваши города,

Где гудят сквозь липкие туманы,

Как глухие струны, телеграфные провода;

Где ползают, как крабы в иле,

Меж проколотых окнами стен

С цветными глазами автомобили,

Оглушая ревом сирен;

Где продают пильные апельсины на бульварах,

Где у всех детей рахит

И где пили мы до-пьяна в будуарах

Из хрустальных флаконов духи.

Зверинец

От грязных опилок арены

Несется запах…

Увешаны флагами стены,

Оркестр играет матчиш.

Женщины у ржавой решетки

Страдальчески морщат бровь;

У обязьяны, больной чахоткой,

Струится из носа кровь.

У белого медведя череп

Гниет от тоски и тепла;

Давно в небо не верят

Два плешивых рыжих орла.

Пантера с кличкой «Маруся»,

С отпиленным бивнем слон

И в клетке, бодающий брусья,

Косматый больной бизон.

И павиан в глубине зверинца

С крутым ревматизмом в спине.

Похожий на старого принца,

Обнищавшего в чужой стране.

И львы в клетке узкой

Забыли о желтых песках,

Следя за старой индуской

С арапником в смуглых руках.

Пришел я пьяной походкой,

С низким придавленным лбом,

Смеяться за крепкой решеткой

Над злым и больным зверьем.

Монголы

Вы весной собиралися в станы

По низовьям разлившихся рек,

Чтобы --">