Алексей Николаевич Апухтин - Избранное

мертв в гробу лежит…

Но всей Руси благословенье

И в мир иной за ним летит.

Еще при грозном Наварине

Он украшеньем флота был;

Поборник правды и святыни.

Врагов отечества громил

И Севастополь величавый

Надежней стен оберегал…

Но смерть поспорила со славой,

И верный сын России пал,

За славу, честь родного края,

Как древний грек, он гордо пал,

И, всё земное покидая,

Он имя родины призвал.

Но у бессмертия порога

Он, верой пламенной горя,

Как христианин – вспомнил Бога,

Как верноподданный – царя.

О, пусть же ангел светозарный

Твою могилу осенит

И гимн России благодарной

На ней немолчно зазвучит!

26 октября 1854

Зимой

Зима. Пахнул в лицо мне воздух чистый…

Уж сумерки повисли над землей,

Трещит мороз, и пылью серебристой

Ложится снег на гладкой мостовой.

Порой фонарь огнистой полосою

Мелькнет… Да звон на небе прогудит…

  Неугомонною толпою

  Народ по улицам спешит.

И грустно мне!

     И мысль моя далеко,

И вижу я отчизны край родной:

Угрюмый лес задумался глубоко,

И звезды мирно шепчутся с землей,

Лучи луны на инее трепещут,

И мерзлый пар летает от земли,

  А в окнах светятся и блещут

  Гостеприимные огни.

6 января 1855

Санкт-Петербург

Подражание арабскому

В Аравии знойной поныне живет

Усопшего Межде счастливый народ,

И мудры их старцы, и жены прекрасны,

И юношей сонмы гяурам ужасны,

Но как затмеваются звезды луной,

Так всех затмевал их Набек молодой.

Прекрасен он был, и могуч, и богат.

В степях Аравийских верблюдов и стад

Имел он в избытке, отраду Востока,

Но краше всех благ и даров от пророка

Его кобылица гнедая была –

Из пламени ада литая стрела.

Чтоб ей удивляться, из западных стран

К нему притекали толпы мусульман,

Язычник и рыцарь в железе и стали.

Поэты ей сладкие песни слагали,

И славный певец аравийских могил

Набеку такие слова говорил:

«Ты, солнца светлейший, богат не один,

Таких же, как ты, я богатств властелин;

От выси Синая до стен Абушера

Победой прославлено имя Дагера.

И, море святое увидя со скал,

На лиру певца я меч променял.

И вот я узрел кобылицу твою.

Я к ней пристрастился… и, раб твой, молю –

Отдай мне ее и минуты покою,

На что мне богатства? Они пред тобою…

Возьми их себе и владей ими век!»

Молчаньем суровым ответил Набек.

Вот едет Набек по равнинам пустынь

Аравии знойной… И видит – пред ним

Склоняется старец в одежде убогой:

«Аллах тебе в помощь и милость от Бога,

Набек милосердный». – «Ты знаешь меня?»

– «Твоей не узнать кобылицы нельзя».

«Ты беден?» – «Богатство меня не манит,

А голод терзает, и жажда томит

В пустыне бесследной, три дня и три ночи

Не ведали сна утомленные очи,

Из этой пустыни исторгни меня».

И слышит: «Саднея ко мне на коня».

«И рад бы, о путник, да сил уже нет, –

Был дряхлого нищего слабый ответ. –

Но ты мне поможешь, во имя пророка!»

Слезает Набек во мгновение ока,

И нищий, поддержан могучей рукой,

Свободен, сидит уж на шее крутой.

И старца внезапно меняется вид,

Он с юной отвагой коня горячит.

И конь, распустивши широкую гриву,

В пустыне понесся, веселый, игривый;

Блеснули на солнце, исчезли в пыли!

Лишь имя Дагера звучало вдали!

Набек, пораженный как громом, стоит,

Не видит, не слышит и, мрачен, молчит,

Везде пред очами его кобылица,

А солнце пустыню палит без границы,

А весь он осыпан песком золотым,

А груды червонцев лежат перед ним.

3 февраля 1855

Санкт-Петербург

Голгофа

Распятый на кресте нечистыми руками,

Меж двух разбойников Сын божий умирал.

Кругом мучители нестройными толпами,

У ног рыдала мать; девятый час настал:

Он предал дух Отцу. И тьма объяла землю.

И гром гремел, и, гласу гнева внемля,

    Евреи в страхе пали ниц…

И дрогнула земля, разверзлась тьма гробниц,

И мертвые, восстав, явилися живыми…

    А между тем в далеком Риме

Надменный временщик безумно пировал,

  Стяжанием неправедным богатый,

    И у ворот его палаты

    Голодный нищий умирал.

А между тем софист, на догматы ученья

Все доводы ума напрасно истощив,

Под бременем неправд, под игом --">