Вячеслав Иванович Иванов - Собрание сочинений

молодого
Островского и восхищалась «разборами» Белинского, с сестрой
которого, по ее словам, водила знакомство. Она была пламенно
религиозна; ежедневно, в течение всей жизни, читала Псалтирь,
обливаясь слезами; видывала в знаменательные эпохи вещие сны
и даже наяву имела видения; в жизнь вглядывалась с мистическим
проникновением, но, при живой фантазии, мечтательствовать себе
не позволяла и отличалась, по единогласному свидетельству всех,
ее знавших, чрезвычайно трезвым, сильным и проницательным
умом. Она боготворила царя-освободителя, была счастлива тем,
что родилась в девятнадцатый день месяца февраля (1824), ненави­
дела нигилизм и отчасти славянофильствовала с оттенком либе­
ральным, каковая приверженность идее славянства сказалась и в
выборе моего имени. Помню, что в детстве заезжал к нам раз
толстый барин, в голубой шелковой русской рубахе (по фамилии,
8

кажется, Нащокин), и мы ездили с ним куда-то в его карете, а потом
мать объясняла мне, что это — «славянофил».
По смерти своих стариков мать моя уже не собиралась замуж,
_ ей было почти сорок лет, — а жила уединенно с нашею Татьянушкой:

Моей старушка стала няней,
И в памяти рассветно-ранней
Мерцает облик восковой.
Кивает няня головой, —
«А возле речки, возле моста —
Там шелкова растет трава...»
Седая никнет голова.
Очки поблескивают просто...
Но с детства я в простом ищу
Разгадки тайной — и грущу...
С Украины девушкой дворовой
В немецкий дом привезена,
Дни довлачив до воли новой,
Пошла за матерью она.
Считала мать ее святою;
Ее Украйна золотою
Мне снилась: вечереет даль,
Колдует по степи печаль...
Тогда пришел к моей матери с обоими своими малолетними
сыновьями отец мой, оставшийся вдовцом по смерти первой жены,
незадолго до того покинувшей его и детей. Мать ее давно знала,
пользовалась ее доверием, корила ее за легкомыслие и выслушивала
ее жалобы на гордость, замкнутость, деспотизм отца, на его неуме­
нье обеспечить семье достаток. Мальчики стали перед матерью на
колени и просили ее «быть им мамой». Предложение было неожи­
данным, но она согласилась. Через год — 16 февраля 1866 года —
я родился в собственном домике моих родителей, почти на окраине
тогдашней Москвы, в Грузинах, на углу Волкова и Георгиевского
переулков, насупротив ограды Зоологического сада.
Я с любовью отмечаю эти места, потому что с ними связаны пер­
вые впечатления моей жизни, сохраненные памятью в каком-то
волшебном озарении, — как будто тот слон, которого я завидел
из наших окон в саду, ведомого по зеленой траве важными людьми
в парчевых халатах, и тот носорог, на которого я подолгу глазел
сквозь щели ветхого забора, волки, что выли в ближайшем нашем
соседстве, и олени у канавы с черною водой, высокая береза нашего
садика, окрестные пустыри и наш бело пушистый дворник,
...седой, как лунь,
Как одуванчик —- только дунь, —
9

остались навсегда в душе видениями утраченного рая. Бывал я по
летам и в деревне, у сестер отца, живших в имениях своих мужей;
но и сельские картины не могли затмить в моей душе красот
однажды виденного Эдема.
Простудившись в пору моего появления на свет, отец мой бросил
свое ремесло землемера и, лишь спустя значительный промежуток
времени, поступил на службу в Контрольную Палату. Он был
счастлив досугом, затворился в своей комнате

И груду вольнодумных книг
Меж Богом и собой воздвиг...
И все в дому пошло неладно:
Мать говорлива и жива,
Отец угрюм, рассеян, жадно
Впивает мертвые слова —
И сердце женское их ложью
Умыслил совратить к безбожью.
Напрасно! Бредит Чарльз Дарвин;
И где ж причина всех причин,
Коль не Всевышний создал атом?
Апофеоза «протоплазм»
Внушает матери сарказм:
Назвать орангутанга братом —
Вот вздор! Мрачней осенних туч,
Он запирается на ключ.
Заветный ключ! Он с бранью тычет
Его в замок, когда седой
Стучится батюшка и причет —
Дом окропить святой водой.
Вы __ Бюхнер, Молешотт и Штраус,
Товарищи недельных пауз
Пифагорейской тишины,
Одни затворнику верны, —
Пока безмолвия твердыня,
Веселостью осаждена,
Улыбкам женским не сдана.
Так благость Божья и гордыня
Боролись в ищущем уме:
Отец мой был не sieur Homais, —
Но века сын! Шестидесятых
Годов земли российской тип,
«Интеллигент», сиречь проклятых
Вопросов жертва — иль Эдип;
ю

Быт может, искренней, --">