Люси Кристофер - Словно птица

шеи идет глубокая красная рана от провода. Перья вокруг нее почернели и пахнут почему-то жженым пластиком. Я касаюсь пальцами груди лебедя. Он еще теплый, но сердце уже не бьется. Я отворачиваюсь, увидев мертвые, остекленевшие глаза птицы.

Папа осматривает второго лебедя.

– Мертвый, – бормочет он опять.

Он смотрит мне в лицо, проверяет, сильно ли я расстроена, а потом направляется к третьему лебедю. Этот меньше, чем предыдущие, и оперение у него серо-коричневое. Это молодая особь, наверное, он впервые летел на зимовку. Может быть, это брат той самки, которая кружила над заповедником. Как это несправедливо: он долго летел только для того, чтобы в конце так бездарно погибнуть. Папе пришлось зайти в воду по самые бедра, чтобы дотянуться до него. Ветер становится сильнее, камыши громко шуршат, я чувствую, что дыхание сперло.

– Пап, выходи оттуда, – говорю я, откидывая назад волосы, которые снова лезут в глаза. – Жуткий холод. Ты же можешь умереть.

Но он уже возвращается ко мне, таща по воде лебедя.

– Давай, помоги мне, – говорит он.

Он опускает руки под воду и поднимает птицу. Выходит на берег, и я протягиваю к нему руки. Касаюсь мокрых мягких крыльев. Лебедь тихо шипит. Я стараюсь не смотреть на обугленную рану на плече птицы и поднимаю руки повыше, чтобы крепче ухватить ее.

– Он жив, Айла, – шепчет папа. – Этот жив.

Глава 3

Папа несет лебедя через заповедник. Мне приходится бежать, чтобы не отстать от него. Одно крыло лежит поверх папиной руки. Оно как-то странно изогнуто: наверное, сломано.

– Он умрет, если мы оставим его здесь, – говорит папа.

Лебедь раскрывает клюв, как будто хочет ущипнуть папину руку, но даже на это у него не хватает сил. Кажется, он уже сдался.

– Куда ты несешь его? – спрашиваю я.

– Надо найти ветклинику… Что может быть открыто в воскресенье?

– Нужно отвезти его к дедушке.

Папа останавливается и смотрит на меня.

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Почему? Он живет в этой части города, и все оборудование до сих пор хранится в старом доме.

У папы раскраснелись щеки, тащить птицу очень тяжело. Он перехватывает ее поудобнее и стоит, размышляя.

– Он не станет лечить лебедя.

– Дедушка же в прошлом году помог соседской собаке, которую сбила машина. Он еще способен лечить животных.

– Он не захочет лечить его.

Мы добираемся до машины. Я протягиваю руки и подхватываю лебедя, чтобы папа мог достать из кармана ключи. Даже через куртку чувствую, какие мокрые у него перья. Его трудно держать, но скорее неудобно, чем тяжело. Он так близко ко мне. Пытается сфокусировать взгляд сначала на мне, потом на папе. Клюв приоткрыт, розово-черный язык свесился набок. Хочется дать ему воды.

– Пап, он долго не протянет, – снова говорю я. – К дедушке ехать ближе всего.

Папа с сомнением качает головой, открывая багажник.

– Дедушке это не понравится.

И замолкает, как бывает всегда, когда кто-то пытается заговорить с ним про дедушку. Он складывает задние сиденья, чтобы лебедь поместился. Потом подхватывает птицу, и вместе мы кладем ее в багажник. У папы на лбу выступают капли пота, и это странно, ведь лебедь не такой уж и тяжелый. А папа сильный, наверное, самый сильный человек из всех, кого я знаю.

– Все хорошо? – спрашиваю я.

Папа не отвечает, просто крепче перехватывает лебедя со своей стороны, пока мы пытаемся уложить его получше. Я стараюсь расправить сломанное крыло. Чувствую все эти маленькие косточки прямо под кожей. Одна из них торчит явно не там, где нужно, практически вылезает наружу. Я касаюсь этого места и ощущаю под пальцами острые края, как маленькие зубки. Внезапно лебедь больно, до крови, щиплет меня за руку. И шипит до тех пор, пока я не убираю пальцы.

– Прости, – шепчу я, слизывая капельки крови с руки.

Поворачиваюсь к папе. Он выглядит еще хуже. Оперся рукой о машину, опустил голову. И тяжело дышит.

– Папа!

Он отмахивается:

– Все хорошо.

Подойдя к нему, я жду, чтобы он на меня посмотрел. В этот момент я даже забываю о лебеде. Лицо у папы красное и потное.

– Тебе же только что было холодно. Ты дрожал в холодной воде. Тебе не может быть так жарко.

– Все хорошо, – повторяет он.

– Позвонить маме?

– Нет.

Он выпрямляется, чтобы показать мне, что он в порядке, но я вижу, как он морщится от каждого движения.

– Просто --">