Дельфин де Виган - Преданность

class="book">Позже, когда я в учительской заговорила о Тео, Фредерик безо всякой иронии возразил мне, что он такой не один.

Они теперь столько времени проводят за всякими гаджетами! Да мы, если будем переживать из-за каждого сонного ученика, замучаемся докладные писать. Так что синяки под глазами — не аргумент.

Это иррационально, я знаю.

У меня нет никаких фактов. Вообще ничего. Фредерик пытается как-то умерить мое беспокойство.

И нетерпение. Медсестра сказала, что вызовет его. И она это сделает.

Вчера вечером я пыталась объяснить себе это чувство надвигающейся опасности, которое гложет меня уже несколько дней, словно начался финальный отсчет, словно кто-то неизвестный поставил счетчик и драгоценное время уходит, а мы не слышим тиканья и беззвучно сдвигаемся шаг за шагом к чему-то безумному и немыслимому по силе воздействия.

Фредерик добавил, что у меня усталый вид. Он сказал: «Тебе бы самой отдохнуть».

Сегодня утром я продолжаю рассказ про работу органов пищеварения. Тео вдруг как-то приосанился и стал слушать с большим вниманием, чем всегда. Я нарисовала на доске схему поглощения жидкостей, он необычайно прилежно перерисовал ее в тетрадь.

По окончании урока, когда он мимо меня шел к дверям, мне ужасно захотелось удержать его, я тронула его за плечо, чтобы привлечь внимание, и сказала: «Тео, пожалуйста, задержись на минутку».

Тут же вся группа стала возмущенно роптать: с чего это задерживать ученика без явной причины, ведь за предыдущий час занятий он не давал никакого повода? Я ждала, пока все выйдут. Тео стоял и смотрел в пол. Я не знала, что сказать, но идти на попятную казалось невозможным, надо было найти какой-то предлог, вопрос, не важно что. И что на меня нашло? Наконец за последним учеником закрылась дверь (конечно, то был Матис Гийом), а я так ничего и не придумала. Молчание продолжалось несколько минут, Тео упорно рассматривал кроссовки. А потом он поднял голову и, кажется, впервые посмотрел по-настоящему, не сквозь, а на меня. Он смотрел в упор, молча, я никогда не видела у мальчика его возраста такого напряженного взгляда. Его лицо не выражало удивления или нетерпения. Его взгляд ни о чем не спрашивал, словно это совершенно нормально — стоять и молчать, словно все это было прописано заранее, неизбежно, очевидно. И так же очевиден был тупик, в котором мы оказались, невозможность сделать еще хоть шаг, хоть какую-то попытку. Он смотрел на меня, словно понимал, что именно толкнуло меня задержать его, и словно бы так же четко понимал, что дальше я пойти не смогу. Он как будто знал, что я чувствую.

Он знал, что я знаю и что ничем не могу помочь. Вот что я подумала. И у меня внезапно перехватило горло.

Не знаю, сколько времени это продолжалось, в голове толпились слова: «родители», «дом», «устал», «расстроился», «что сдобой?», но ни одно из них не складывалось в вопрос, который я могла бы произнести.

Наконец я все же улыбнулась и выговорила — не своим голосом, а каким-то незнакомым мне нерешительным тоном:

— Ты эту неделю у кого: у отца или у матери?

Он замялся, но потом ответил:

— У отца. То есть до вечера.

Он взял рюкзак и закинул на плечо, подавая таким образом сигнал к уходу, который на самом деле давно пора было подать мне самой. И пошел к двери.

Прямо перед тем, как покинуть класс, он обернулся ко мне и сказал:

— Но если надо поговорить с родителями, придет мама.

ТЕО

После уроков он десять минут слонялся перед коллежем, потом пошел к отцу забрать свои вещи. Шторы так никто и не раздвигал. Он просто зажег свет в кухне, чтобы виден был путь в его комнату. Проходя через гостиную, он услышал странный шум, вроде глухого потрескивания: где-то билось насекомое. В темноте он пытался определить, откуда идет звук, пока не понял, что с утра не выключено радио, просто звук так приглушен, что слов не разобрать.

Каждую пятницу один и тот же ритуал: собрать всё — одежду, кроссовки, все книги до единой, все папки и классные тетради, ракетку для пинг-понга, линейку для черчения, кальку, фломастеры, ватман для рисования. Только ничего не забыть. Каждую пятницу, навьюченный как мул, он перекочевывает из одного дома в другой.

В вагоне

--">