Маргерит Юрсенар (Крэйянкур) - Маргерит Юрсенар (Крэйянкур)_Воспоминания Адриана_(глас А)_011-019

я
могу упрямо защищать свои позиции и даже порой
отвоевывать у противника несколько пядей отданной было
земли. И всё же я достиг возраста, когда жизнь становится для
каждого человека поражением, с которым он должен
мириться. Сказать, что мои дни сочтены, – это ничего не
сказать: так было с самого начала жизни; таков наш общий
удел. Но неопределенность места, времени и способа смерти,
мешающая отчетливо видеть цель, к которой мы движемся
неуклонно и без передышки, уменьшается по мере развития
моей смертельной болезни. Внезапно умереть может каждый,
но лишь больной знает твердо, что через десять лет его не
будет среди живых. Полоса тумана распространяется для меня
уже не на годы, а на месяцы. Мои шансы умереть от удара
кинжалом в сердце или от падения с лошади теперь уже
минимальны; вероятность заразиться чумой ничтожна;
проказе или раку меня уже не настигнуть. Мне не грозит
больше риск пасть на границах империи под ударом
каледонского топора (4)6 или парфянской стрелы; бури так и
не смогли меня погубить, и колдун, предсказавший мне, что я
не утону, был, кажется, прав. Я умру или в Тибуре, или в Риме,
или, самое дальнее, в Неаполе, и обо всем позаботится приступ
5

На самом деле 62 года, т.к. Адриан родился 24 января 76 г. Намеренная стилизация М. Юрсенар под язык
римских писателей, – следуя требованиям риторики, они обычно предпочитали округленные цифры.
6
Каледоны – кельтское племя, обитавшее в пределах нынешней Шотландии.

удушья. Какой приступ, десятый или сотый, окажется для меня
последним? Вопрос только в этом. Подобно путешественнику,
который, плывя на корабле меж островов архипелага, видит,
как к вечеру рассеивается над морем пронизанный солнцем
туман и впереди проступает линия берегов, я начинаю
различать очертания своей смерти.
Некоторые периоды прожитой мною жизни походят уже на
опустелые покои излишне просторного дворца, в котором его
обедневший владелец занимает теперь всего лишь несколько
комнат. Я больше не охочусь; косули в этрусских горах могли
бы теперь жить спокойно, будь я единственным, кто способен
потревожить их мирные игры. С Дианой, владычицей лесов, я
всегда поддерживал отношения переменчивые и пылкие –
отношения влюбленного к любимому существу; когда я был
подростком, охота на вепря впервые дала мне возможность
испытать, что значит властвовать над людьми и что такое
опасность; тому и другому я предавался с неистовством; и все
эти крайности вызывали недовольство Траяна (5)7. Кровавый
делёж охотничьей добычи на поляне в Испании (6)8 был для
меня первым опытом смерти, мужества, жалости к живым
существам и трагического наслаждения зрелищем их
страданий. Став мужчиной, я отдыхал на охоте от тех тайных
сражений, что мне постоянно приходилось вести с
противниками, то слишком лукавыми или слишком тупыми,
то слишком слабыми или слишком сильными для меня.
Суровая битва между разумом человека и прозорливостью
диких животных казалась в сравнении с человеческими
кознями удивительно честной. Когда я стал императором, мои
охоты в Этрурии помогали мне судить об отваге или
находчивости высоких сановников; таким образом я отверг
или приблизил к себе не одного государственного деятеля.
7

Траян – император в 98-117 гг., был двоюродным дядей Адриана и после ранней смерти отца будущего
императора в 86 г. – его опекуном.
8
Род Элиев, из которого вышел Адриан, как и род Ульпиев, к которому принадлежал Траян, происходил
из Испании (город Италика в провинции Бетика).

Позже, в Вифинии, в Каппадокии (7)9, я использовал большие
облавы на зверя в качестве предлога для праздника, для
осенних торжеств в азиатских лесах. Но мой сотоварищ по
последним охотам умер совсем молодым, и мое пристрастие к
этим жестоким радостям угасло после его ухода. Однако даже
здесь, в Тибуре, внезапного фырканья оленя в лесной чаще
достаточно для того, чтобы во мне встрепенулся инстинкт,
гораздо более древний, чем все остальные инстинкты;
благодаря ему я ощущаю себя не только императором, но и
гепардом. Как знать, быть может, я всегда бережно расходовал
человеческую кровь только лишь потому, что пролил так
много крови диких животных, хотя нередко в глубине души
предпочитал их людям. Но как бы там ни было, образы
хищников по-прежнему преследуют меня, и я с немалым
трудом удерживаюсь --">