Маргерит Юрсенар (Крэйянкур) - Маргерит Юрсенар (Крэйянкур)_Воспоминания Адриана_(глас А)_011-019

МАРГЕРИТ ЮРСЕНАР
(Маргерит Крэйянкур).
ВОСПОМИНАНИЯ АДРИАНА
(роман).
• • •• • •

Marguerite Yourcenar
de l'Académie française
Mémoires D’Hadrien
1951
PLON

Animula vagula blandula,
Hospes comesque corporis,
Quae nunc a bibis in loca
Pallidula, rigida, nudula,
Nec, ut soles, dabis iocos…
1
P. Ælius Hadrianus, Imp.

ANIMULA VAGULA BLANDULA.

2

ГЛАВА 1.

Mon cher Marc,
Дорогой Марк (1)3!
нынче утром я сошел вниз к моему врачу Гермогену, который
только на днях возвратился на Виллу (2) 4 после довольно
1 Душа, скиталица нежная, / Телу гостья и спутница, / Уходишь ты ныне в края / Блеклые, мрачные, голые, / Где радость дарить будет некому… (П. Элий Адриан,
Имп. (лат.).

2 ДУША, СКИТАЛИЦА НЕЖНАЯ (лат.)
3
Имеется в виду Марк Аврелий Антонин, будущий император (161-180 гг.). 1 января 138г. неожиданно
умер Луций Цейоний Коммод (далее неоднократно упоминаемый в романе), которого Адриан предназначал
своим преемником. Тогда он избрал своим наследником 50-летнего сенатора Тита Аврелия Антонина (император
Антонин Пий, 138-161 гг.), обязав его усыновить двух юношей, Цейония Коммода (сына Л. Цейония) и
17-летнего Марка Аврелия, которые впоследствии действительно как соправители сменили Антонина Пия на
посту императора. Обращение к Марку (Аврелию) и намеки в дальнейшем тексте на его правление позволяют
установить время, к которому, по замыслу М. Юрсенар, относятся настоящие «воспоминания» – между 1 января
и 10 июля 138 г. (день смерти Адриана).
4
Словом «Вилла» здесь и в дальнейшем обозначается загородная резиденция Адриана в Тибуре (ныне
Тиволи). Сооруженная за два строительных периода (118-125 и 125-133 гг.) и сочетавшая греческие скульптуры
старинного стиля с ультрасовременными, чисто римскими архитектурно-строительными формами, она остается
свидетельством утонченного вкуса Адриана, его постоянного стремления к греко-римскому синтезу и одним из

долгой поездки в Азию. Обследование нужно было провести
натощак, и мы условились, что он меня примет в утренние
часы. Я сбросил плащ и тунику и прилёг. Избавляю тебя от
подробностей – они были бы тебе так же неприятны, как и мне
самому, – и от описания тела стареющего человека, которому
предстоит умереть от сердечной водянки. Скажу лишь, что я
послушно кашлял, дышал и задерживал дыхание, повинуясь
указаниям Гермогена; он был явно напуган столь
стремительным развитием болезни и готов был свалить всю
вину на молодого Иолла, который наблюдал меня в его
отсутствие. Наедине с врачом трудно оставаться императором
и не менее трудно ощущать себя человеком. В глазах
Гермогена я был только скопищем жидкостей, жалкой смесью
лимфы и крови. Нынче утром я впервые подумал о том, что
мое тело, этот верный товарищ и преданный друг, которого я
знаю лучше, чем свою душу, оказалось коварным чудовищем,
которое в конце концов сожрет своего господина. Но полно…
Я люблю свое тело, оно верно служило мне во всех случаях
жизни, и мне ли скупиться на заботы о нём. Однако, в отличие
от Гермогена, я больше не верю ни в чудодейственную силу
трав, ни в целебные свойства минеральных солей, за
рецептами которых ездил он на Восток. Этот человек, всегда
такой тонкий, стал вдруг рассыпаться в утешениях, настолько
затасканных и пошлых, что они не могли меня обмануть. Он
знает, что я не терплю подобной лжи, но тридцатилетние
занятия медициной безнаказанно не проходят. Я прощаю
верному слуге эту попытку скрыть от меня мой конец.
Гермоген – человек ученый и к тому же мудрый; он гораздо
честнее любого придворного лекаря, и, доверившись ему, я,
наверное, был бы самым ухоженным на свете больным. Но
никому не дано выйти за пределы, предъуказанные судьбой;
распухшие ноги больше не держат меня во время долгих
римских церемоний; я задыхаюсь, и мне уже шестьдесят лет
высших достижений римской архитектуры. Император, однако, пользовался Виллой мало и поселился здесь
лишь в самом конце жизни.

(3)5.
Однако не делай из этого ошибочных выводов; я ещё не
настолько слаб, чтобы поддаваться химерам страха, почти
столь же нелепым, как и химеры надежды, и, конечно, более
мучительным, чем они. Если уж мне суждено обмануться, я бы
предпочел быть излишне доверчивым: в этом случае я ничего
не потеряю, зато страдать буду меньше. Мой срок уже близок,
но это не означает, что он наступит немедленно, и я каждую
ночь засыпаю в надежде дожить до утра. Внутри тех
непреодолимых пределов, о которых я только что говорил, --">