Борис Петрович Екимов , Мария Семеновна Галина , Василий Владимирский , Владимир Семенович Маканин , Журнал «Новый мир» , Алла Николаевна Латынина , Игорь Георгиевич Вишневецкий , Сергей Викторович Жадан , Геннадий Александрович Русаков , Никита Львович Елисеев , Ирина Бенционовна Роднянская , Евгений Абдуллаев , Евгения Вежлян , Михаил Иосифович Назаренко , Татьяна Кохановская , Максим Александрович Бородин , Бернардас Бразджионис - Новый мир, 2011 № 04

ворушить вусами вві сні…» — как написала Костенко еще в начале 90-х. Постепенно сон разума сменяется кошмаром, вязким, неотвязным, повторяющимся, — дурной бесконечностью. Роман убедительно передает нарастающее чувство тягостного омерзения, дошедшего до предела к 2004-му. Показательно, что подавленность героя связана исключительно с социальным планом бытия. Во всех прочих отношениях, от семейных до профессиональных, он вполне благополучен, даже более многих: с женой его связывает подлинное и глубокое чувство, он искренне восхищается отцом, он неплохо зарабатывает. Но даже семейная твердыня не спасает от «тьмы внешней»: закрыться нельзя, спастись нельзя. Близость остается, но теперь это близость товарищей по несчастью, окрашенная в тона глубокой печали.

Но «подледные» процессы идут — и лед начинает ломаться именно тогда, когда «самашедшему» кажется, что для страны уже все потеряно, а сам он достиг низшей точки эмоционального упадка.

Тут-то и начинается медленное пробуждение к нормальной жизни — потому что нормальная жизнь вне общественного контекста для героя невозможна. Как в старом добром социальном романе: то, что происходит с одним человеком, — лишь частный случай общих процессов. Будучи не только современниками, но и практически сверстниками героя, мы подтверждаем: к середине 2004 года «тошнота» достигла такой степени, что игнорировать политику, как это успешно делала интеллигенция многие годы, более было невозможно.

На Майдане герой видит в числе подростков своего сводного брата — тинейджера, прежде ко всему, казалось бы, равнодушного. Для героя это становится знаком перемен. Замкнувшийся в своем «самашествии» человек не заметил, насколько изменились страна и люди.

О том, насколько достоверно дана в романе картина «оранжевой революции», между соавторами этой колонки нет полного согласия. Один из нас считает, что она художественно неубедительна: рассказчик ничего не добавляет к уже сложившемуся образу, с тем же успехом герой мог бы наблюдать за происходящим по телевизору.

В принципе все точно: все значимые события показаны, умонастроения переданы… Но, скажем, в «Записках…», конечно же, вспоминается самая громкая песня Майдана «Разом нас багато» — и не упомянуты еще две, едва ли не более важные для тех, кто на Майдане стоял: «Хай би що не сталося, не піду на крайнощі» («ВВ») и «Я не хочу бути героєм України» («Тартак»).

Второй автор колонки полагает, что Майдан, занимающий всего двадцать пять страниц в финале книги, — это, собственно говоря, эпилог. Сюжет — история пробуждения героя — как раз и завершается с началом майданных событий, потому и представленных в виде хроники, не предполагающей личного переживания.

Но вот в чем мы оба согласны: Костенко и ее герой четко разделяют само событие — безусловно ключевое и благое для новой истории Украины — и его политические итоги. Сейчас, шесть лет спустя, многие не задумываются об этом или вообще отрицают Майдан (особенно если тогда искренне в него поверили). Между тем Костенко напоминает о главном:

«Все равно за власть будет стыдно, за любую власть время от времени бывает стыдно.

А вот за Украину стыдно уже не будет, и мое место среди этих людей».

Это ощущение многих привело на Майдан, и «Записки…» возвращают его столь же острым, как и прежде.

Финал романа открыт. Мы-то уже знаем то, о чем герой лишь догадывается: его судьба, как и судьба страны, не завершена. Сейчас Костенко работает над вторым томом «Записок…», в котором дальнейшие события излагаются от лица жены героя, куда более радикальной и менее скептичной, чем он. Как она переживет «2005-й и другие годы»? Увидим ли мы наконец «героиню нашего времени» (над чем так долго и безрезультатно работает украинская женская проза)? Во всяком случае, «Полевые исследования…» Забужко вскользь помянуты в первом романе весьма саркастично.

Русский читатель — если книга будет переведена — получит вполне адекватное представление не только об «оранжевой революции», но и о современной Украине.

Возможно, ему трудно будет поверить, что душевный кризис главного героя мог смениться столь быстрым и мощным подъемом — если только он не вспомнит при этом московские события двадцатилетней давности.

Но это именно и произошло в 2004 году не только с человеком, но и со страной; здесь книга нисколько не грешит против исторической истины.

Сделаем оговорку: «самашедший» — фигура в --">