Екатерина Асмус , Анна Неёлова , Елена Янова - Избыток подсознания

Е. Асмус, А. Неёлова, Е. Янова Избыток подсознания

Екатерина Асмус

У меня такая профессия —

Видеть то, что не видят другие:

Как свиваются волосы

В белые,

Кольца

Очень тугие,

А в глазах тоска,

Или просто депрессия,

От вдыхания клея «Момента».

Это —

Обнаженные нервы

На кончиках пальцев

Тянутся

К зеленеющим почкам,

Как слепые котята к свету.

Это —

Радость от жгучего лета,

Горечь слов, недосказанных где-то,

Твоих недосказанных слов…

Зов умерших предков,

Когда не можешь не мстить,

И невозможно простить

Даже молекулу

Подлости…

Обостренное чувство

Того, что в ответе

За все, что заметил:

Вот девушка хрупкая,

В черном берете,

Идет, и прямо вся светится!

Влюбилась, наверное,

Забыв вчерашние

Обман и горе,

И только в каждом

Движении —

Страх

С мечтою в смешении…

Это —

Знамение,

Путь озаряющее,

Под небом серым,

Если в конце нету

Веры,

Любви и Надежды…

Как прежде.

Лишь только одна всепоглощающая депрессия…

Но… У меня такая профессия…

Екатерина Асмус Чужие корни

С благодарностью — моей троюродной бабушке Нине, которую, к несчастью, мне знать не довелось.

* * *

Толпа серых с винтовками схлынула, как легкая волна. Грузовик с солдатней, набитой в кузов, вынесся из крепости. А генерал, в парадной белой форме с аксельбантами, остался лежать, словно тряпичная кукла, с вывернутой неестественно шеей, и — будто бы вылили сверху банку красного брусничного варенья — алые пятна на белом мундире растекаются, шевелят щупальцами, как медузы в море…

Нюточка на море была недавно и боялась там с медузами играть, — они такие же скользкие, как желе, но вовсе даже не красные, а просвечивают. Вздохнув, поковыряла пальчиком краску на большой дубовой оконной раме, покрутила латунный шпингалет. Затем опустила белую кружевную занавеску затейливого плетения. Пойти бы спросить у мамы, зачем на генерала банку варенья вылили, а — боязно, потому что приказано из детской не выходить и в окна не выглядывать. Но ведь скуууучнооо! Взрослые в последние дни говорят полушепотом и из дома — ни ногой. Потому что какая-то «леворюция». Так вроде бы. Нянечке Корине строго наказано: малышку из дома не выпускать. И вот грусти тут в одиночестве. Куклы хоть и нарядные, но надоели и вовсе глупые. А мебель в кукольном доме уже десять раз переставлена! Уютную детскую свою Нюточка любила. Но уже давно в гости никто не приходит, а одной играть — неинтересно. Спросить бы, когда же кончится она, эта «леворюция»! В прошлом году у малышей — кузенов Томиных — была корь. Их тоже никуда не отпускали, и к ним нельзя было. Целый месяц! Но потом зато устроили чудеснейший детский праздник ко дню ангела старшего братца Иленьки! В большом особняке на Фонтанке, в зимнем саду, была устроена настоящая Африка! Пальмы с бананами, ананасы, апельсиновые деревья в кадках и море невиданных цветов. А как пахли! Детям разрешили самим срывать плоды с деревьев! Потом играли в прятки. А потом было представление с настоящими артистами! Нюточке они очень понравились, особенно когда девочка, примерно ее возраста, танцевала танец ангела. Беленькая, хрупкая, вся в кисее словно ангелочек с рождественской елки!

На сладкое вынесли торт, высотой ровно с младшего Мишеньку Томина, а маменька тогда все бледнела да покашливала, а потом так посмотрела на папеньку, что тот покраснел…

А потом, дома, Нюта подслушала, что маменька плакала и сетовала, что за графа Томина замуж не вышла, — думала, папенька богаче будет.

«Так вот, — раздумывала Нюта, сидя одна в детской, — вот когда пройдет „леворюция“, то, может быть, папа тоже устроит детский бал, и…» Но помечтать не успелось. За дверью послышались взволнованные родительские голоса. И очень хотелось подслушать. Все знают, что это нехорошо, но уже не раз Нюточка убеждалась, что иначе все самое важное и интересное пропустишь. Дождавшись, когда голоса удалятся, --">