Георгий Иванович Чулков - Тайная свобода

Георгий Иванович Чулков Тайная свобода

«Как будто приоткрылась дверца…»

Как будто приоткрылась дверца

Из каменной моей тюрьмы…

Грудная жаба душит сердце

В потёмках северной зимы.

И кажется, что вот – мгновенье —

И жизни нет, и всё темно.

И ты в немом оцепененье

Беззвучно падаешь на дно.

О, грозный ангел!

В буре снежной

Я задыхаюсь, нет уж сил…

Так я в стране моей мятежной

На плаху голову сложил.

ПОЭЗИЯ

И странных слов безумный хоровод,

И острых мыслей огненное жало,

И сон, и страсть, и хмель, и сладкий мёд,

И лезвие кровавого кинжала,

И дивных лоз волшебное вин, —

Поэзия! Причудница столетий! —

Всё, всё в тебе для нас претворено!..

И мы всегда, доверчивые дети.

Готовы славить муки и восторг

Твоих мистерий и твоих видений,

И яростно ведём ревнивый торг

За право целовать твои колени.

24 мая 1938. Ялта.

ПАМЯТЬ

«Je n'ai rien centre I'Evangile, et…»

«Я давно хотел перечитать…»

Достоевский -

слова Степана Трофимовича

Хорошо быть нищим, светлым, вольным.

Вольно петь, любить и жить, как петь.

Хорошо и так: путём окольным

Медленно брести – и умереть…

Хорошо на роковом ночлеге.

Как Степан Трофимович, мой друг.

Поболтав случайно на телеге.

Вдруг забыть мучительный недуг.

Память злая! Мне ты – враг заклятый.

Что шептать! И всё одно и то ж…

Иисус Христос за нас распятый!

Пощади и память уничтожь…

8 января 1920.

«В жизни скучной, в жизни нищей…»

О.Л. Судейкиной

В жизни скучной, в жизни нищей

Как желанен твой уют…

В этом сказочном жилище

Музы нежные поют.

В старых рамах бледны лица.

Как в тумане странный быт.

Здесь былое тайно снится.

Злободневное молчит.

Ты среди своих игрушек —

Как загадочный поэт.

В мире фижм и в мире мушек

Отраженье давних лет.

Ты – художница. С улыбкой

Оживляя век любви,

В жизни призрачной и зыбкой

Куклы чудом оживи.

Век безумный Казановы,

Дни дуэлей и страстей

Вечно юны, вечно новы

В милой комнате твоей.

8 августа 1920.

DIES IRAE

Мы чувствуем, что стынет в жилах кровь.

Что в этом мире холодно и сиро,

И отошла с улыбкою любовь

От нашего сомнительного пира.

Пеннорождённая! Тебя давно

Не видят дети похоти и праха.

Твоё святилище оскорблено

Рабами злыми суетного страха.

И в жалком сумраке бесплодных лет.

Не ведаем исхода снежной ночи,

И где-то далеко маячит свет.

Но в трепете мы закрываем очи…

«Не утоляют сердце мысль и страсть…»

Не утоляют сердце мысль и страсть,

И, жадные, мы жаждем тщетно песен:

Волшебная и сумрачная власть

Внушает нам, что мир угрюм и тесен.

Растратив силы, ищем мы богов.

Не ведая заветов тайных

Духа, Читаем мы иероглифы слов,

Как будто лишены очей и слуха.

И книги бытия для нас – как сон,

И подвиги подвижников далеки,

И лишь пророческий и вещий стон

Из глубины таинственных времён

Звучит о том, что наступили сроки…

1922.

МОЕЙ ДУШЕ

В ночи ты зришь таинственную быль,

А наяву не ведаешь исхода

Из пленного сомнения… Не ты ль

Участница мистерий – как природа.

Что в Эросе начало узнаёт.

Влекущее на небе хоровод

Поющих звёзд в голубизне эфира.

Заложника божественного мира?

3 января 1923.

НЕДУГ

Недуг даруется по благости любовной

Крылатым Эросом – божественной судьбой:

Так с болью душною, сестрой единокровной,

Любовь сердца томит вечерней ворожбой.

Здоровые мы все – как нимфы и сатиры —

Забыв о таинстве, живём как бы во сне.

Но ужас – древний враг-коснётся чуткой лиры.

Что золотом горит в живой голубизне —

И мы бежим тогда от радостной дубравы

Б смущении, страшась, не веря в этот день.

Нам кажется, что всё исполнено отравы,

И кажется, что мир не благостная сень,

А некий страшный плен от власти чародейной,

И мы погружены в безумье навсегда…

Но душу боль пронзит – и силой легковейной

Душа горит опять, как дивная звезда.

Болезнь таинственна, даруемая свыше,

К истокам бытия она влечёт слепца:

Там изначальное прекраснее и тише,

И странная любовь животворит сердца.

24 февраля 1923.

«Уста к устам – как

--">