Дафна дю Морье - Полет Сокола

поиски его дома. В Перудже мать, выговаривавшая ребенку, в свою очередь получила выговор от школьных учительниц. И вот теперь они, возмущенные и негодующие, с громким топотом подскочили ко мне.

— Мистер Фаббио… кто-то должен что-нибудь сделать. Там за углом на церковной паперти скорчилась старая женщина. Она очень больна.

Я с трудом сдержался. Римские церкви служат прибежищем для всех нищих, бродяг и пьяниц, которым придет охота развалиться на паперти, пока их не заберет полиция.

— Не волнуйтесь. В этом нет ничего необычного. Полиция о ней позаботится. А теперь, прошу вас, поспешите. Автобус ждет.

— Но это возмутительно. У нас в Англии…

Я твердо взял обеих женщин под руки и подвел к автобусу.

— Вы не Англии, а в Риме. В городе императоров ослам, котам, детям и престарелым воздается по заслугам. Старухе повезло, что в наше время львам не скармливают всякие отбросы.

Учительницы все еще задыхались от негодования, когда автобус, свернув налево, проезжал мимо той самой церкви, где лежала женщина.

— Смотрите, мистер Фаббио! Смотрите!

Я покорно подтолкнул локтем водителя. Он понял и, чтобы мне было лучше видно, снизил скорость. Туристы, сидевшие справа, прильнули к окнам. Уличный фонарь рельефно освещал женскую фигуру. У меня, как и у каждого человека, бывают минуты, когда в памяти что-то включается, и я испытываю ощущение, которое французы называют deja vu. Где-то, как-то, одному Богу известно когда, я уже видел эту склоненную позу, это бесформенное одеяние, эти скрещенные на коленях руки, голову, покрытую тяжелой шалью. Но не в Риме. Мое видение было не отсюда. Воспоминание детства, затуманенное прошедшими годами.

Когда автобус рванулся дальше, навстречу залитой светом прожекторов мечте каждого туриста, один из влюбленных на заднем ряду достал губную гармошку и заиграл — песню, давно приевшуюся мне и водителю, но очень популярную среди варваров и говяжьих туш.

Чуть позже полуночи мы вернулись к отелю «Сплендидо». Моя группа в пятьдесят голов, зевающая, потягивающаяся и, смею надеяться, довольная, по одному вышла из автобуса и прошла во вращающиеся двери отеля. К этому времени они уже были столь же индивидуальны, как автомобили массового производства, только что сошедшие с конвейера.

Я умирал от усталости и хотел лишь одного: поскорее оказаться в постели. Инструкции на завтра, последние наставления, благодарности, пожелания доброй ночи и конец. Забытье на семь часов. Групповод может исчезнуть. Когда дверь лифта закрылась за, как мне показалось, последним из них, я вздохнул и закурил сигарету. Это было лучшее мгновение дня. Но из-за колонны, где он, должно быть, прятался, выступил одинокий варвар средних лет. Он покачивал бедрами, как делают все они при ходьбе, бессознательно отождествляя себя со своими цветными собратьями.

— Как насчет того, чтобы пропустить стаканчик в моем номере? — спросил он.

— Извините, — ответил я, — но это против правил.

— К черту правила, — заявил он. — Сейчас нерабочее время.

Он вразвалку подошел и, бросив взгляд через плечо, сунул мне в руку бумажку.

Я повернулся и вышел на улицу. Такое уже случалось, случится и еще. Мой отпор и вызванная им враждебность со стороны варвара станут фактором, с которым придется считаться на протяжении всего путешествия. Надо терпеть. Учтивость, которой я был обязан своим работодателям в Генуе, не допускала жалоб. Но «Саншайн Турз» платила мне не за то, чтобы я утолял похоть или одиночество клиентов.

Я дошел до конца квартала и на минуту остановился, впивая холодный воздух. Мимо проехали две или три машины и скрылись. С виа Венето за моей спиной доносился приглушенный шум невидимого транспорта. Я посмотрел в сторону церкви — на паперти по-прежнему лежала одинокая фигура.

Я бросил взгляд на бумажку, которую все еще держал в руке. Это была купюра в десять тысяч лир. Намек, подумал я, на будущие милости. Я перешел улицу и наклонился над спящей женщиной. От нее пахло винным перегаром, изношенной одеждой. Я нащупал спрятанную под шалями руку и вложил в нее деньги. Вдруг женщина пошевелилась. Подняла голову. У нее были орлиные черты лица, некогда большие глаза глубоко ввалились, пряди выбившихся из-под шали волос рассыпались по плечам. Наверное, она приехала издалека: при ней были две корзины с вином, хлебом и еще одной шалью. И вновь меня охватило ощущение близости прошлого, чувство, которое невозможно --">