Николай Алексеевич Полотнянко - Счастлив посмертно

Оформили протокол в сельсовете. Председатель колхоза, кося глазами в угол, пригласил гостей отобедать.

— Успеется, — остановил его Размахов. — Надо церковь осмотреть. Как там уместится мастерская?

— Стоит ли? — осторожно спросил Кидяев. — Там нежелательные эксцессы могут быть. Старухи здесь отчаянные, могут нагрубить.

— Да? — Размахов задумался. — Ладно. Чувства верующих нужно беречь.

В колхозной столовой была оборудована боковушка — комната для гостей, с мягкой мебелью и длинным полированным столом. Пока накрывали на стол, председатель колхоза занимал гостей разговорами.

— Первый раз церковь закрывали в тридцать втором году, как раз мне четырнадцать стукнуло. Вот и пришёл приказ — закрыть церковь. Приехал милиционер, увёз попа, а мы, комсомольцы, пошли церковь зорить. Народ в рёв, а мы иконы в кучу на пол и костёр устроили. Колокол вниз ухнули. Потом ещё о нас заметка была в областной газете.

— Раньше многое было проще, — значительно сказал Размахов. — Этот, Колпаков, из раскулаченных, значит. Знавал я таких в Сибири. Думал, всех вывезли, ан нет. Чуть почуют слабинку, и сразу змеиные жала выпускают. Раньше мы больше на классовое чутьё ориентировались, а сейчас поди разберись, кто ровно дышит, а кто зло посапывает да поскрипывает зубёнками…

Официантка принесла на подносе тарелки с едой.

— Оставь, мы сами, — велел председатель колхоза. Пока гости разбирали тарелки и вилки, он нырнул под стол и выволок ящик с водкой.

Выпили молча, без тостов. Каждый из районщиков по-своему обмозговал слова Размахова, догадываясь, что тот знает больше, чем говорит.

От дальнейшей выпивки гость отказался и попросил чаю. Председатель сельсовета с сожалением отодвинул от себя стакан.

Ему было не по себе: гости уедут, а его заботы и опасения с собой не заберут.

— Тимофей Максимович! — сказал он. — Мы всё говорим с вами насчёт отпуска, но до сих пор не решили. Может, разрешите?

— Драпануть хочешь, — догадался Размахов. — Умён. Думаю, надо дать ему путёвку в Гагру. Заслужил. Словом, приезжай в облисполком с бумагами, и путёвку тебе сделаем.

— А что будем делать с самой церковью? — спросил председатель колхоза.

— Пока пусть постоит, — решил Кидяев. — Поп съедет, ребятишки окна повыбьют, старухи успокоятся, а ты к тому времени документацию подготовишь, Летом туда мастерскую переведёшь или склад организуешь.

Из столовой они кучей вышли на белый снег. Вокруг было светло и тихо, только кое-где взбрехивали собаки. Над крышами домов курились дымки, деревня надёжно, по-медвежьи, подготовилась к зимовке, обставилась стогами сена и соломы, обложилась поленницами, не взять её никакому холоду. Запорошенные снегом дома стали смотреться ниже, темнее, и только по-прежнему высоко в тёмное, набухшее близкой метелью небо взметнулась тонкая светло-зелёная колоколенка молчаливой церкви.

Кидяев глотнул свежего морозного воздуха, и ему вдруг стало зябко. Он поднял каракулевый воротник пальто и уткнул подбородок в шерстяной шарф весьма довольный тем, что всё так удачно закончилось.

Шофёр завёл машину и подрулил к крыльцу. Они попрощались с председателями и поехали. Размахов сидел впереди и смотрел на дорогу прямо перед собой. На ухабах плотное тело уполномоченного подкидывалось вверх, он покрякивал от этих толчков и молчал. Дело было сделано, и говорить об этом уже никому не хотелось.

2